Редактор многотиражки Иртюга дежурит в местечке у телеграфа.
Иртюга записывает слова т. Якира комвойск Украины, предЦИКа АМССР Вороновича, Сычова — председателя колхоза на Дальнем Востоке, Эйдемана — председателя Осоавиахима ССОР, и коммунарки Ольги Иванюк, поправляющейся в Киевской больнице.
Из Кронштадта и Владивостока, из Одессы и Челябинска в восьмиметровую комнату сельской почты идут слова, повествующие о победах, о героическом пути, о десяти годах.
Иртюга возвращается с ворохом бумаг в свою типографию.
На последней полосе осталось свободное место для телеграмм. Газета будет торжественной, со стихами, портретами. Число «10» уже отпечатано красным.
____
Доярки вышли, как всегда, спозаранок. Они первыми вступают в день. Их лица кажутся заспанными тем, кто-вовсе не ложился в эту ночь.
Кололи кабанов, ставили хлеба, набивали тюфяки для гостей.
Ночью к станциям Крыжополь, Дохно, Тростенец, выехали грузовые машины. Поезда проходят ночью. Они стоят по минуте.
Фрося Сауляк на несколько минут задержалась у входа в хлев. Она не идет прямо, как всегда за ведрами, а останавливается, будто что-то старается вспомнить или найти.
Коровы спят лежа, грузные и темные, точно укутанные теплыми коричневыми одеялами.
Фрося садится на табуретку. Она дол-жна осторожно вывести «Малайку» из сна. Если толкнуть ее ведром в бок, «Ма-ланка» проснется быстро, но даст молока на поллитра меньше. Фрося гладит ее по заду и нежно начинает с ней разговаривать:
— «Малайка»! Сегодня десятириччя коммуны!
Медленно подымается «Маланка». Отставляет левую ногу. Фрося влажной тряпкой моет вымя, покачивает его на руках и только после этого берется за соски. Струи ударяют о дно ведра. Фрося несет ведро к сепаратору, подготавливает корм, мешает его, взвешивает. Потом чистит стойки, подкладывает свежее сено и толкает от себя тележку с навозом, подвешенную к металлической рельсе.
На двор коммуны въезжает первая автомашина.
____
Музыкальный взвод 49-го кавполка в полном составе прибыл на колхозное торжество.
Трубачей, флейтистов и капельмейстера отводят в душ.
Наступает утро. Прохладная тишина начинающегося дня окутывает верхушки озябших деревьев.
По бывшему Екатерининскому тракту, по проселочным дорогам, бодро бегут небольшие подольские кони, гремят подводы. Колхозники едут на праздник десятилетия коммуны. Девушки одели ожерелья из точеных камней, вышитые рубашки и длинные до земли, черные запаски, подпоясанные разноцветными поясами.
Многие — в маркизетовых и атласных платьях. Они размахивают нотами, не отрывая глаз от новых туфель на высоких деревянных каблуках.
Грузовики, подъезжая к воротам коммуны, гудят особенно протяжно. Грузовики останавливаются у дверей конторы. Коммунары вглядываются в приезжающих.
____
Левицкий всегда в движении, у него кривые ноги кавалериста, и быстрая походка.
Гажалов за час до отхода поезда в Москве вычислял интегралы на большой черной грифельной доске в своей комнате в общежитии студентов Промакадемии имени Сталина. Ему в виде исключения представили трехдневный отпуск.
Гажалов и Левицкий первыми обходят хозяйство коммуны.
Они, политработники бригады Котов-ского, остались после демобилизации проводить свою работу комиссаров с бойцами, еще очень неопытно и тяжело вступавшими в мирную обстановку.
Сегодня коммуна превратилась в выставку.
Колхозные конюхи и свинари рассказывают о пяти чесоточных лошадях в 1924 году, об одной корове, и о двуспальной кровати, на которой спали семь демобилизованных котовцев, пришедших в Ободовку строить коммуну.
Гомонюк быстро комкает слова, приглашает посмотреть то, о чем коротко говорят цифры, забравшиеся вверх диаграммы.
У каждого стойла свежевыкрашенные таблички с именем коня и его родословной. Триста упитанных коней. На многих крупах щетками выведены нарядные полосы.
____
Газета вышла во-время. Иртюга готовится к торжественному собранию, он кладет вечное перо и шелковый платочек в верхний карман пиджака.
В комнатах побелены стены, развешены вышитые полотенца. Подушки как тесто всходят на постелях.
Коммуна вступает в праздник. Люди стоят на дворе, у большинства из них нет сегодня никаких дел. Только фотограф решает необычную для него задачу: он должен поместить на одном снимке четырнадцать грузовых и одиннадцать легковых машин.
Недавно вступившие на проселочные дороги Чечельницкого района, амовские и горьковекие полуторатонки и «Форды» выстроились на дворе коммуны, в тридцати верстах от железной дороги.
Единственный чистильщик сапог города Тульчина садится на табурет посередине двора. Его пригласили сюда на гастроли, так же как артистов киевского театра Красной армии. Он восемь лет чистит хромовые сапоги и белые туфли на главной улице Тульчина.
Вокруг него столпились ребятишки, дядьки в белых кожухах, окаймленных черным барашком и парни в пиджаках и косоворотках.
Большинство из них в первый раз в жизни видят, как работает чистильщик сапог. Павел Таносиенко, недавно вступивший в колхоз «Новая Громада», доверяет черноглазому гастролеру свой са-пог. Ему нравится его умение.
На балконе играет оркестр 49-го полка, в парке оркестр коммуны, у входа в фабрику-кухню оркестр соседнего сахарного завода.
Чистильщик спрятал свои щетки в ящик и смотрит вверх.
Колхозная повариха Анастасия Гомо-нючка первый раз в жизни совершит сейчас необычайный для нее поступок.
Поднявшись на парашютную вышку она чуть не перекрестилась, отрывая ноги от доски. Парашют, нарядный, как Гомонючкин платок, понес ее к земле.
Гомонючку подхватывают «кавалеры», московские художники Игумнов и Смирнов. Они ведут ее на свою выставку в клубе коммуны. Гомонючка смотрит на то, как застыла она на полотне с фруктами на подносе.
На картинах художников вишневое цветение, половодьем разливается по Ободовке, на фоне заката стадо приближается к хлеву.
Коммунарка Лиза Гончаренко расчесывает волосы перед зеркалом.
Солнце поднялось над тополями. Фонтан забил сразу — неожиданно и говорливо. Капли разбрызгивались по мертвым, холодным листьям.
Небо голубым простором легло над Ободовкой.
____
У дверей фабрики-кухни сразу же образовался затор. Каждый должен сдать свое пальто на вешалку и получить взамен номерок.
Мы входим в главную залу фабрики-кухни. Сразу становится весело.
Пол в пестрых метласских плитках, зигзагообразная кайма вьется по стенам, ловко оттянута тонкой костью филенка,
И как-то иначе, сквозь большие окна, воспринимается ободовский пейзаж. Особенно одинокой над уходящей далью, в которую вкраплены соломенные картузы хат и плетеные заборы из ивовой лозы, кажется фабричная труба ободов-ского сахарного завода.
Церковь, напротив фабрики-кухни. Эти два здания среди белых мазанок в нескольких саженях друг от друга, как полководцы, отделившиеся от рати для единоборства.
Взад и вперед разгуливает по кухне «кок» коммуны Сикорский.
Он должен накормить несколько тысяч человек, накормить вкусно и сытно. В его распоряжении четыре паровых котла. Машины для резки хлеба и овощей. Приготовлены и стынут в подвале несколько бочек компота, несколько тонн коврижек. В виноделке — виночерпий коммуны Крот заканчивает фильтровку смородинного вина.
Распорядители сдерживают напор толпы к окнам. Всех не может вместить фабрика-кухня. Открытые форточки заменяют рупора.
Секретарь парткомитета коммуны, Жиденов, входит на помост. Капельмейстеры наготове.
Имена Сталина, Кагановича, Молотова, Петровского, Ворошилова, Постышева, Коссиора. Имена Левицкого, Гажалова, Лепехина. Члены президиума занимают свои места на помосте. Фрося, только что вернувшаяся с обеденной дойки, проталкивается в зал.
По рядам проносится весть: «Из Москвы на самолете, на торжество коммуны вылетел летчик-челюскинец Бабушкин». Планеристов срочно вызывают из зала. Нужно сшить полотна, и разложить их на колхозном аэродроме, на который еще ни разу не прилетал ни один самолет.
Вое чувствуют сквозь торжественный марш и приветствия, как, над просторами страны, именно к Ободовке, летит самолет со славным летчиком.
_____
Слово предоставляется Виктору Левицкому. Он обещает говорить не больше пятнадцати минут. На каждый год борьбы коммуны по полторы минуты.
Левицкий рассказывает о том, как открылась коммуна.
...Многие из приехавших не были здесь по восемь-девять лет.
Шинявский был директором банка, когда девять лет тому назад к нему в кабинет ввалились оборванные люди в расстегнутых шинелях и распускавшихся обмотках. Они просили денег, им нужны были лошади, плуги, чистосортное зерно, у них ничего не было кроме их боевого прошлого.
Прошлые дни коммуны присутствуют здесь, раздвигают границы сегодня.
...День открытия коммуны и электростанции в 1924 году, когда включили рубильник и свет наполнил огромную лампу на столбе посредине двора. Местечковый оркестр, скрипач, флейтист и барабанщик, исполняли тогда свадебную кадриль. Коммунары показывали своим первым гостям действие электричества. Селяне не верили Гажалову и электрочайнику. Они думали, что нет такой силы, которая может заставить воду в несколько минут закипеть.
Гажалов принес холодную воду, налили чайник, дядьки опустили в него свои пальцы. Гажалов включил штепсель, они держали пальцы до тех пор пока не появился пар, а потом — торжествовал и Гажалов и чайник — обо-довские селяне в полном молчании, переглядываясь друг с другом, смотрели как закипает, бурлит и выплескивается из чайника кипяток.
... Дни, когда изнемогали лошади и страдал Гомонюк. Выносили раньше боевые кони котовцев победителями из битв, а на ободовской земле еле-еле волокли ноги. Люди гнали, уговаривали лошадей, а по вечерам сваливались на двуспальную постель пана Сабанского.
...Дни, когда в Кучугурах и на Лозах говорили им ободовские дядьки: «Есть степи, идите туда и хозяйствуйте, идите в Херсонскую губернию, мы воевали, помещика выгнали, дом его не разрушили, чтоб школу здесь устроить, а тут пришли какие-то оборванцы холостяки, что они построят. Гнать, их надо. Мы советскую власть признаем, а коммуну признать не можем».
...Огромные осенние ночи, когда густая темнота простиралась перед Лебедевым, сторожем коммуны. Осенние .ветры обманывали его, били о жесть. Лебедев отличал ветры от тех, кто в такие ночи лезли на крышу дома за жестью, жесть крали для самогонных кубов.
...У Левицкого истекает время. Он должен приветствовать коммунаров не только лично от себя, но от имени Нар-комзема Украины.
Он приветствует, а сидящие перед, ним вспоминают, как несколько лет тому назад, правда не в таком зале, провожали его коммунары в Америку, где-их председатель должен был изучить опытные хозяйства северо-американских штатов.
А потом, через несколько месяцев Левицкий рассказывал коммунарам об Америке. В хлеву устанавливали привезенные им автоматические поилки, а для свиноматок строили канадские переносные домики. Коммуна помнит, как провожала она Левицкого, когда он, как выдвиженец, получил назначение на руководящую работу в Наркомземе.
...Он заканчивает свою речь.
Начальник политотдела, ленинградец Лепехин, провозглашает:
— Первая ободовская селянка, десять лет тому назад вступившая в коммуну— Лиза Гончаренко — премируется коровой!
— Коммуна премирует детей Котовского — Лелю и Гришу — пианино.
Леля Котовская подпрыгивает за столом президиума, Лиза Гончаренко крепче подвязывает узелки головного платка. Четыре оркестра, как эстафету передают друг другу туш.
Длинный перечень награжденных путевками в санатории, отрезами, костюмами, поросятами, телками, деньгами, охотничьими ружьями.
Козюберда в первый раз заметил время на новых, только что полученных, в качестве премии, часах.
Волнуется Сикорский. Пора кончать торжественную часть. Остыл компот. Ведь в конце концов это фабрика-кухня, а не зал для заседаний.
Слово предоставляется поварам и официантам. Они дирижируют черпаками и подносами.
Первый тост. Сотни стаканов, наполненных смородинным вином, подняты над столами.
Свинари, доярки, трактористы, учетчики, бригадиры, красноармейцы, товарищи по эскадронам, ветераны краснознаменных дивизий, трубачи, барабанщики пьют за завтрашний день, чтоб было больше зерна, свиней, повидлы.
Лиловая темнота затопляет Ободовку.
В междуцарствие сумерек вступает резкий накал электроламп.
В поле осоавиахимовцы разводят костры. Он должно быть уже близко, Бабушкин.
На фабрике-кухне сдвинуты столы. Объемистый завдвором Довгань и плотник Кацюбский берут друг друга за руки. Кацюбский протягивает руку Юхти-му Вознему, ездовому 2-й бригады, Довгань — Черве-огороднику, Чорба бабушке Якубовской. Растет круг, посередине невысокая девушка, она передает привет от артистов театра Красной армии, она вскидывает вверх руки и вслед за ней то же самое делают и Довгань и Кацюбский.
Сегодня агрономы не определяют погоду и влажность почвы. Сеялки в инвентарном сарае. К празднику закончили осеннюю посевную.
И все те, кто ходит за сеялками... вскидывают вверх руки, приседают на носках...
И даже девяностолетний кузнец Доб-жанский, служивший еще у пана Са-банского, охмелевший от одного стакана вина, приглашает киевскую затейницу сплясать с ним.
Светло в зале. Огромные окна — как озера света. За ними поля, освобожденные от бураков, и три тысячи гектаров под зябь слились с темнотой.
На балконе усадьбы горит скромная иллюминация.
За много верст кругом видны огни коммуны.
Юбилей коммуны -- праздник каждой семьи. Нужно поспеть всюду. Особенно трудно Левицкому и Гажалову. Они получили сотни приглашений.
Дымуцкий приглашает так, что ему нельзя отказать, он перехитрил всех. Сегодня, в день десятилетия коммуны выдает замуж свою дочь.
... Дымуцкий долго присматривался к коммуне. Хозяева они или перелетные соколы, -- сегодня сел, а завтра улетел.
В 1930 году Дымуцкий вместе с сотнями ободовских семей вступил в коммуну.
Гости коммуны — его гости. Не так выдавал он своих старших дочерей. Не было у них таких женихов. Недавний водитель танка, в коммуне стал парторгом полеводческой бригады — теперь он преподает в сельскохозяйственном университете коммуны.
Невеста приобрела в коммуне профессию, только недавно ставшую возможной в Ободовке. Лена работает у станков макаронной фабрики.
— Эх, думал ли я, когда вас в начале «проклятыми бессарабами» в селе называли, что будете вы на моей свадьбе гулять, да еще в день какой. Ведь
это вы меня, товарищ Левицкий, с коммуной сосватали.
Дымуцкий сегодня растроган и умилен. Он обнимает и целует своего зятя.
— Вот он какой у меня!
Он сидит рядом с новобрачными за длинным столом, с другой стороны к ним подсел подвыпивший Каноненко., он только сегодня приехал в коммуну и ему нечем похвастаться.
— Жених, ты научи меня, я буду на тракторе ездить, а то вот Иван Гомонюк,. друг мой, большим человеком в коммуне стал, а Лозинский-то ведь вместе с ним лошадей у Якира крал, в другую масть они перекрашивали, а теперь ей-богу не вру, целыми тысячами ворочает. Ольга Петровна, мамаша, посодействуйте, в коммуне хочу остаться.
Десять лет тому назад звал Котовский после демобилизации своих бойцов строить коммуну, ходить за конями. Каноненко сорвался из коммуны в первый год. Он где-то странствовал, менял профессии, раза два отбыл заключение, а вот теперь пригласительный билет на юбилей застал его в тот момент когда он снова думает переменить местожительство.
Поднимается Колотвина.
— Эй, ты, партизан, помолчи. Сейчас ректор говорить будет — Дымуцкий сам выбрал себя председателем свадьбы.
Колотвина поздравляет. Ее перебивает Левицкий.
— Товарищи, а нам надо поздравить Колотвину вместе с новобрачными. Ведь наш ректор — первая мать, родившая ребенка в коммуне. Его назвали в мою честь Виктором. Виктор один лежал в
детских яслях. Помнишь, Колотвина, как ругали тебя бабы, когда ты купала детей, боялись, что ты счастье смоешь.
Колотвина работала в детских яслях, организовывала птичник, заведывала инкубатором. Потом поступила в Каменец-Подольский педагогический институт. Недавно вернулась в коммуну. Колотвина ректор Сельскохозяйственного университета. Зимой все учатся в коммуне.
Котовец Лозинский рассказывает Котовской о своем сыне. Лозинский привык всем делиться с «мамашей».
— Кончил он семилетку. Сейчас думаю на осень устроить его где-нибудь к техникум и учить его и учить до того, чтоб он был у меня не профессором, а инженером-конструктором, чтоб я на старости запустил себе сивую бороду и видел, что он инженер-конструктор, а я буду ходить, а он будет говорить «папа, ты воевал, смотри какой ты теперь старый», и когда он будет инженером-конструктором я поживу у нею год-два и я тогда уже умирать буду.
Миша Лозинский, Виктор Колотвин и Гриша Котовский сидят вместе со взрослыми.
— Витя Колотвин, пьем за тебя, тебе скоро десять лет! — провозглашает Левицкий тост за своего тезку.
— Он хочет сразу все, и юбилей и свадьбу и именины, Витя, а твою свадьбу отпразднуем вместе с двадцатилетием коммуны!
Дымуцкий наливает в стаканы ребят виноградный сок.
_____
Во всех этажах, комнатах и недавно выстроенных колхозных, образцовых хатах, люди пили вино, плясали, вспоминали.
Молдаване плясали джог, взявшись за руки, раскачиваясь в такт.
Бывший чебан Чорба пел песню -дойну.
И жизнь как песня. Вышел пастух, белые овцы на зеленом просторе. Счастлив пастух, ни о чем не думает. И пес-ня просторная как полет. Но разбрелись овцы. Растерял пастух стадо и замирает песня, — не слова, а отзвуки. Песня сходит на-нет. Но потом прибегают овцьх и опять подымается песня на крыльях.
Поет Чорба, Тэтэр не понимает слог, песни.
Вечером он приветствовал коммуну от: Наркомзема Союза, теперь же не от имени Наркомзема, а лично от себя поет песню на своем родном языке, латышскую песню. Его слушает Чорба,
_____
Митител — председатель коммуны — выходит из комнаты. Он идет проверить работу механиков на электростанцию.
Сегодня необычная за все десять лег нагрузка на станцию в сорок пять киловатт. Как бы не подвести. Судьба; праздника сейчас здесь у рубильника.
Митител поздравляет электромехаников и сообщает о премиях.
Митител обходит хозяйство.
В окнах фабрики-кухни цветы в кадушках и клеенчатые квадраты столов.
Фабрика-кухня как огромный океанский пароход, причаливший к речной пристани, на которой качается фонарик и скрипят уключины. От парохода идут и разливаются волны.
Богатство коммуны и веселье ее охраняют сторожа. Они всюду: у телятников, складов, на конюшне и по дорогам.
Мерно дышит мотор водокачки.
Митител должен еще успеть поговорить с Гажаловым.
Гажалов должен сегодня же поспеть, на скорый московский поезд. Через: день он ровно в восемь должен быть на лекции в Промакадемии. Гажалов ставит перед Митителом и товарищем Лупой деловые вопросы: «в плохом состоянии телята, нужно в здании костела организовать звуковое кино, нужно обязать Левицкого, чтобы он через Наркомзем Украины достал образцы новых, сельскохозяйственных растений, товарищ Лупа, помощник Наркома земледелия Союза, должен поставить вопрос о .включении в план на снабжение промышленных предприятий коммуны».
Гажалов прощается. Он первым покидает праздник. Через несколько минут он увидит издали огни коммуны и ему будет о чем размышлять по дороге.
О том, кто и кем стал за это десятилетие. О том, как не думал он, курский пекарь, что будет начальником особого отдела бригады Котовского, будучи же начальником, не знал, что будет поваром коммуны. А когда варил щи на семерых, разве мог .предполагать, что через несколько лет. 15 день десятилетия коммуны, будет спешить в Москву, к грифельной доске вычислять интегралы.
Он всегда будет помнить и жить Ободовкой, куда принес он после фронтов страсть бойца, доблесть краснознаменца и улыбку запевалы.
Через несколько лет он будет инженером, руководителем стройки в каком-нибудь городе или местечке громадной страны. А может быть и в самой Ободовке, которая скрывается за холмом.
Сегодня никто не ударил двенадцать раз об металлическую рельсу, никто не сорвал листок со стенки календаря.
Во-всю гуляют на свадьбе у Гомонюка.
Только один Иртюга, с вечным пером и шелковым платочком в кармане, заснул, как только добрался до постели. Должно быть во сне ему снятся приветственные телеграммы, он не может всех их вместить на одну полосу.
День закончен. Иртюга спит, праздник продолжается.
Вместо торжественного конца, необходимо сделать примечание, ставшее возможным только через несколько дней после праздника,
К одному из коммунаров приехала бабушка, о чем была своевременно послана предупредительная телеграмма: «выехала бабушка», а не «вылетел Бабушкин», как было сказано на клочке бумага, пришедшем в коммуну, благодаря разгоряченной фантазии телеграфиста. Так или иначе, товарищ Бабушкин, что бы вы ни делали, и где бы не были в тот день, знайте, вы незримо присутствовали на празднике десятилетия коммуны имени Котовского, в местечке Ободовка, Чечельницкото района.
Это был один из ваших чудеснейших «перелетов».
