— Она сильнее тебя, она бьет как угодно!
Это кричит доктор. Голос его становится металлическим, как из рупора. Доктор устал. Но слова подгоняют и становятся укротителями.
— Она сильнее меня, — медленно повторяет мужчина и опускает голову.
Тогда доктор берет его жену за руку. Женщина смотрит взволнованно. Порывается что-то сказать.
Но говорит доктор.
— Вы должны развестись с ним. Он тянет вас за собой. Зачем он вам нужен, кому он нужен такой?
— Кому я нужен? — медленно повторяет человек и закрывает руками опухшее, одутловатое лицо.
А жена плачет. Поднимает подол юбки, утирает лицо — усталое и издерганное.
— А жизнь вместе прожили!..
— Вместе прожили и жить будете, но только надо лечиться. Один он не справится. Ему нужна помощь. Его нужно поднять. Посмотрите на его лицо. На кого он похож?!
У человека лицо закрыто руками. Прячется от самого себя, свертывается и ежится. Говорит медленно и неуверенно.
— Буду. Буду лечиться.
А в другой комнате полумрак и покой. На стульях у стены спят люди. Вот один облокотился на спинку. У другого запрокинута голова. Дышат по-разному. Все ушли в сон. Воздух, полумрак убаюкивают и велят спать. В этой комнате полночь. Глубокая полночь.
И один человек в белом халате охраняет сон. Ходит от одного к другому тихими шагами. Вот остановился. Гладит заснувшего человека.
— Вас ничего не беспокоит. Не мучает противный запах. Не мучает. Голос спокоен и величав, как сон.
Человек, сидящий на стуле, спит и бросает в тишину спящие, но уверенные слова.
— Сейчас чувствую себя хорошо..
— Дремлите, дремлите — говорит человек в белом халате и подходит к другому спящему.
В этой комнате на стенах висят плакаты и диаграммы. Слова на них тоже кажутся и убеждающими и ласковыми.
«Гипнотический сон».. «Условный рефлекс». «Торможение условного рефлекса» (привычки). «Прививка новых рефлексов». «Участки мозга в бездейственном состоянии за исключением слухового участка, через который поступают от врача — приказания — внушения».
— Погружайтесь в сон. Вы должны забыть обо всем. Только слушайте меня. Вам противна водка. Как вы сегодня работали? Вы не будете пить водку.
Человек, задремавший на стуле, спит и сквозь сон говорит, и слова его кажутся громкими в тишине.
— Хорошо работал. Не буду.
Но вот доктор лаской, легкими движениями снимает сон. Люди раскрывают глаза. Как будто сбрасывают с себя тяжесть. Один за другим выходят из комнаты. Им бьет свет в глаза. Мир кажется очень .светлым. И они идут. По улицам. Переулкам. Идут также, как и все. Спешат. Догоняют приятелей. Приятели догоняют их.
Идут улицами и переулками. И никто не знает об их сне и о словах во сне. Ибо еще день и далеко до снов.
А когда наступает вечер, зажигаются огни в домишках, общежитиях, в ночлежном доме. Блестят окна фабричных корпусов — озера света.
Из белых горлышек вылетают пробки.
Существо — шинкарь обложен бутылками, как циркач бесчисленными жилетками. К бутылкам тянутся руки и рты. Говорят голоса, шопоты, крики, на углу, за столом, за станком.
Те, кто еще недавно говорили во сне — «хорошо не буду», слушают пьяные голоса, отталкивают «приятелей», мучаются и упорствуют, побеждают, а иногда падают... припадают к горлышку, а потом снова похмелье и горе и... печать белого вина.
Улицы и переулки, окраина… обо всем этом писал писатель-— туляк Глеб Успенский.
«В г. Т. существует Растеряева улица» — так начинаются — «Нравы Растеряевой улицы».
«Ужасы осенней грязи, ужасы темных осенних ночей, оглашаемых сиротливыми криками «караул». Они говорят, жители улицы.
— Вот разрази меня гром, ежели я только дыхну на него, на мучителя моего (на вино, то есть). Жена! Ребятушки! Всем вам теперь я удовольствие сделаю.
— Из-за того жить — чтоб выработать да пропить? На это я не согласен. Н-нет-с!
— Я каплю одну...
— Прр-опойца! Мало ты учен! Жживотное! Н-но!
— Пей!
— А наш брат все без хлеба, все середь улицы валяется!..
— Станови полштоф.
— Ты это за водкой? Не нужно. Не надо! Слышь!!
— Что дадите, я выпью четверть?
Голоса с Растеряевой улицы.
«Пили от усталости, пили от досады, что за всю неделю работы не пришлось ничего получить, пили от стыда, что не с чем итти домой к жене и детишкам. Пили все: и старые, и молодые, и даже ученики-дети, которым подносили мастера стаканчик, как наивысшее отличие за работу. Кабак или трактир в субботу вечером погружался в сплошное пьянство. Пили, блевали, ругались, дрались, попадали в участок или засыпали в канавах».
«Ни одной светлой точки не было на горизонте. Тишина. Скука. Идут дни и годы. «Горе по горю» — .говорит пословица, а стало быть в Растеряевой улице все по старому».
Все ли по-старому на Растеряевой улице?
Довольно цитировать А. Фролова — тульского рабочего — автора воспоминаний и писателя-туляка Глеба Успенского.
Доктор Н. П. Новоуспенский последним выходит из дома с вывеской «Наркодиспансер» .
Новоуспенскнй идет по улицам слободы Чулкова. В Чулкове живут оружейники, патронщики и гармонные мастера. Чулково — окраина города Тулы. Здесь не ходят трамваи, нет водопровода, — дома голубятни. Осенью окраина заливается грязью. Грязь заливает домишки. Грязь властвует.
Но сегодня снег. Скрипит снег. Доктор Новоуспенский идет по Туле, Туле — скобяной, самоварной, гармонной, прянишной.
Уходят в прошлое — латунные короли. На самоварных фабриках пьют чай из кипятильников. Попробуйте разыскать в Туле тульский пряник.
И самовары и пряники — их увозит последняя тройка в музей, в воспоминания. Заливаются колокольчики. Все ли по-старому на Растеряевой улице.
По этой улице прошли три революции. По этим улицам не смели пройти Деникин и Мамонтов, наступавшие на Москву. Они помнят тульское ружьецо, тульских рабочих. «Но ощетинилась Красная Кузница стальными иглами штыков, опоясалась окопами и заграждениями» .
Все ли по-старому на Растеряевой улице? Все ли?
Нет!
Но по-старому разливается водка.
— Эх, Тула! Пляши Тула!
Доктор идет по улицам Тулы. На него смотрят знакомые и потрепанные плакаты
«Знаешь ли ты, что Тула пропила за год 5 миллионов р., что пьяницы прогульщики отнимают у тульской промышленности тысячи рабочих дней?
Что Тула по истреблению алкоголя стоит на первом месте в СССР.
«Рабочие! Работницы! Молодежь! Позорное пьяное первенство Тулы вы должны уничтожить!»
На плакате изображено пьяное, ухмыляющееся лицо. Сквозь этот плакат на д-ра Новоуспенского смотрят сотни лиц, воспаленными, вопрошающими глазами.
Новоуспенский хорошо знает каждое лицо. Новоуспенский— организатор, основатель, заведующий Тульского наркодиспансера — тульский доктор Гааз. Да! Враг алкоголя. Маниак и враг. Думает об алкоголе больше любого запойного. Жизнь, работа, среди людей, отравленных, убитых алкоголем. Рабочие, мастера,, техники, кустари — многие оставили в кабинете д-ра Новоуспенского «историю своей болезни».
Новоуспенский идет по улицам, увековеченным Глебом Успенским.
— Здравствуйте доктор. —Две недели не пью!
— А муж, муж то запил… Доктор устал. У него совсем не металлический голос. Доктор — говорит даже тихо. Он живет на Тургеневской улице, но сворачивает на Коммунарскую. В обществе по борьбе с алкоголизмом его ждут. Ждут и бывшие пьяницы, вылеченные, возвращенные к труду Новоуспенским. Доктор на ходу готовится к докладу. Сотый раз делает доклад, но каждый раз мысленно готовится..
— Нарушаются производственные отношения, рушатся семейные связи...
Доктор помнит свой недавний доклад на конференции... алкоголиков. На конференцию пускали только тех, кто сегодня трезв. Они думали, что идут на концерт. У входа билеты проверял комсомолец — член общества. У входа бушевал пьяный.
Доктор говорил на трибуне о том, как рвутся производственные и семейные связи, о том, что борьба с алкоголизмом это фронт, что от алкоголя гибнет человек, труд, семья.
Доктор не закончил своего доклада.
Пьяный бушевал у входа. Стукнул бутылкой по голове: контролера. Тот поскользнулся, упал. По лбу текла кровь и водка.
Доктор не закончил своего доклада.
Он стоял у трупа комсомольца. Пьяного отвезли в вытрезвитель. Прений и заключительного слова на конференции не было.
Таксиной лет много. Но она не старушка. В 1930 г. вступила в партию. Муж ее старый оружейник — получает пенсию.
— К концу жизни, — так говорит Таксина, — я перестала быть домашней хозяйкой.
Таксина обходит Чулково. Хорошо знает все эти Гармонные, Замочные улицы.
На Гармонной улице, как и на других впрочем, нельзя играть на гармошке. За гармонную игру — плати штраф— рубль—два—три.
Но все Чулково ежеминутно, ежесекундно нарушает это антигармонное постановление.
Со всех сторон бегут звуки, тягучие, обрывистые и, пожалуй, сонные по однообразию. В Чулкове настраивают, делают, чинят гармоники, которые растягиваются по всему Союзу. Гармошки, тальянки, венки, баяны. «Гармонное дело», это вам — не на гармошке играть, это — дело, производство, артели и бухгалтерия.
Дома, мастерские, открытые форточки нарушают штраф. Дома — голубятни, заваленные планками, пластинками, грифами, высокими тонами, аккордами и минорами.
Таксина застает Блинова за работой. Блинов не ворчит, но взгляд у него ворчливый. Занят. Изобретает гармонику без лайки. Без лайки, которая сыреет, обвисает, задерживает голос и дорого стоит. Блинов работает упорно. Мастер. Труженик. Торопится. Торопится потому, что пропил свою жизнь. По этому-то делу Таксина и навещает Блинова.
— Ну, не пью, не пью. Видишь, гармонь делаю.
Блинова знают в Москве, Харькове, Варшаве. За год он делает две — три гармонии-баяна. А рыночная цена блиновскому баяну две тысячи. Сын Блинова продал баян и купил рояль.
Блинов хочет перегнать рояль — чтоб гармонь «много шума могла наделать». У баяна полторы октавы недостает до рояля. Но Блинов достанет. Блинов хочет. Хочет работать и не пить. Он лечится.
Пил бензин, политуру, лак, денатурат, иод, гофманские капли. Все пил Блинов. Говорил — у человека две кишки. Одна для отравы, другая для хорошей пищи. Вторая кишка Блинова бездействовала.
— Все пропил, только уши остались, а тянет, а тянет! До Центроспирта нехватит терпения дойти. Мастер Пастухов знания опаивал. Насмешки делал. Голова неправильная была. Все секреты ему выдавал. А дома темно. Вино не пьешь — так жена «зубровкой» угощает. Все зудит, да зудит, а мне нельзя перед работой расстраиваться. Так жизнь и пропил. Инструмент пропил. Заказы пропил. Вот теперь три месяца не пью. Держусь. Жизнь заново сколачиваю — изобрету гармонь, сделаю невиданные баяны, ну тогда и поминки обо мне справляйте.
Блинов взнуздывает в губах звук. Звук кажется ему серым. Звук рычит.
У Блинова глаза туманятся. Труд кропотливый. И сам он сейчас -- старательный. Лучший гармонный мастер.
Лучший гармонный мастер-настройщик не мог настроить свою жизнь. Сколько трезвых дней — помнит. И последние месяцы кажутся ему годами. — Николин день скоро, смотри запьешь. Мы за тобой следить будем,— говорит Таксина и делает отметочку крестиком у себя в книжечке.
Таксина стучится в другую дверь. Но она открыта. Таксина открывает дверь.
На Таксину двигается человек.
— Ну, гляди, гляди, бабушка. Нахрюкался я сегодня, как поросенок, пойди скажи своему доктору. Хочу пью. Хочу не пью. Хочу тебя напою.
— Стыдно, Хорьков!
— Стыдно, погоди старушка. Таксина тихими шагами идет обратно к двери. Ставит крестик. Как будто не слышит криков, посылаемых ей вдогонку. Не слышит. Очень хорошо все слышит Таксина. В книжечке значится «больной Хорьков».
Таксина ушла. А Хорьков сует в рот своему ребенку ложечку. А в ложечке «пшеничка».
— Пей, деточка, твой отец поросенок, хрюкай, деточка, выпей пшеничку. Страдайте теперя вся семья, как твои делишечки, плачут ребятишечки!
Юмор висельника.
Хорьков погибает. Из партии исключили за пьянство. Одумался. Организовал фабрику инкрустаций из перламутра. Вначале украшали гармоники. А потом Хорьковские рисунки признали за границей. Хорьков тоже лучший мастер в Союзе по своему делу.
Спьяна разорвал планы и бумаги фабрики. Жевал листики — предложения рабочих по встречному промфинплану.
Хорьков организовал фабрику. Хорьков мастер. Его же ученики — постановили уволить Хорькова.
— Рвутся производственные связи, — как говорит в докладе д-р Новоуспенский.
Скачут кони, перламутровый царевич на портсигаре похищает спящую красавицу.
— Я нахрюкался как поросенок, выпей, выпей, деточка.
— Отдай мне моих деточек, отдай, Таксина, в ноги к доктору упаду.
— Ну, зачем же в ноги. Успокойся Аксенова.
Аксенова сама, как девочка. Крохотная женщина. Бегают глазки. А в руках жиденькая белокурая прядь волос ее девочки. Она сохраняет их в жестяной банке из-под монпансье. Прядь повязана грязным бинтиком.
Аксенова живет в коморке. Муж — злой сидит в углу. Как в клетке.
Муж и жена пили. А когда Аксенова напивалась, ч.пьяная баба сама не своя». Песочком посыпала глаза своих деточек и драла их за вот эти самые трогательные косички.
У Аксеновых отобрали детей. Или водка — или дети.
— Не пью, не пью, голубушка, только ненаглядненьких верните.
— Пить не будешь — вернем.
Таксина кончает свой, положенный службой, трудовой день. Но еще не закончила обхода.
У Чуприковых в одной комнате семнадцать человек. За печкой спят трое. Маленькие дети. Туберкулезники. Алкоголик.
Семья боится алкоголика. Приходит ночью. Наступает на тела. Требует света. Начинает гудеть. И плачет.
В комнате семнадцать человек, три канарейки, нищета и один чижик.
Инструмента не сдал Чуприков. Оружейный мастер. Завод сменил на очередь Центроспирта. А в те минуты, когда Чуприков трезв, — он тихий, хороший и добрый — так говорит его мать. И тогда все семнадцать чувствуют простор своей комнаты.
Чуприков лежит на верхней полке за печкой. Не может встать. Пришел ночью. Жалкий и страшный. Без сапог. Мучился после пьяночки. Говорил срам и хотел бить окна. А мать старушка шептала только одно — «срам» и поливала его водой из кружки.
Таксина спешит. Надо спешить. Таксина ускоряет шаг. У Рудаковых попойка. Пьют дети, отец, мать. Отец 31 год работал на заводе. Алкоголь зачеркнул все. И они играют днями в лото и карты. В комнате не топлено. Стульев нет. Играют на деньги и водку.
— Таксиной не боятся.
Таксина окликает Наташу. Наташа быстро переходит улицу. Она рада — должно вместе работает с Таксиной— уж очень похожа на сиделку, Таксина и Н. Алпатова идут вместе.
Алпатова говорит о делах на ватной фабрике «Тулвата». Наташа делегатка. Таксина рассказывает о делах Наркодиспансера и так вскользь спрашивает:
— Ну, а ты, Наташа, смотри не пьешь?
— Не пью, Таксина, что ты... Н. Алпатова начала пить с семи лет.
Наташа в лейке разносила водку во врзмя полевых работ. Мать занималась шинкарством. Наташа пила «остаточки». Спьяна выдали замуж за пьяницу. Пьяную жизнь прожила Наташа. Брат ее умер от запоя. Наташа пить научила.
— Я коноводом была!
У Наташи сыновья. Пьют водку с младенчества. Сосали Наташину грудь, а Наташа давала им водку, чтобы лучше спали, да крика не было. Один рабфаковец, другой рабочий. Оба уже сидели за преступления, совершенные во время опьянения. Сидела и Наташа — за подделку чеков. Брала по ним водку. Жила в подвале. Наташа уходила с гривенником к Центроспирту.
— Кому не хватает я добавлю, у меня дома закусочка есть.
Вела за собой в подвал пьяную ватагу мужчин и мальчишек. Наташа ложилась на пол, кто-нибудь кидал фуражку. Бросали копейки и пятачки. Все пьяные.
— Даже с сыновьями жила. Наташу хорошо знали в Чулкове. Валялась в грязи — пьяная вдребезги. Коновод по пьянству во всем Чулкове. Наташа начала пить с 7-ми лет. Прожила пьяную жизнь, родила пьяниц, дебоширила с пьяницами. 8-го марта привели ее к д-ру Новоуспенскому, пьяную и отвратительную, чулковские работницы.
Д-ру Новоуспенскому она рассказала свою «биографию». Новоуспенский знал, что если выхватить эту женщину из грязи, победить алкоголь, поставить на ноги — Наташа будет лучшим плакатом, лучшим лозунгом, докладом по борьбе с пьянством.
Новоуспенский разыскивал Наташу, когда она бросала лечение и начинала пить.
Домохозяева выбросили Наташу из подвала. Ночлежка и улица. Улица, на которой Наташа была «коноводом», улица пристает, предлагает рюмочку, бутылочку, литр, все рады угостить Наташу.
Общество по борьбе с алкоголизмом устроило Алпатову на работу.
— Меня там любят, общительный характер потому имею. Учить буквам начали.
На демонстрации Наташа несла знамя своей фабрики.
— Наташка-то. Ха!
— Горячая тихой стала!
— Ну и баба, не узнать!
Наташа несла знамя, и оно, казалось ей, развевалось над всем Чулковым. И в те же сутки ночью удары кулака посыпались быстро и тревожно в закрытую дверь наркодиспансера. Стучалась Наташа. Открыл старик сторож.
— Чего тебе?
— Пусти, пусти—-сын мне глотку хотел сдавить, с товарищами пришел.
Пьяные стучали дико и ожесточенно через несколько минут в дверь наркодиспансера.
Наташа не пьет. Упорно не иьет. Общзство и фабрика настаивают—«надо дать Алпатовой комнату. До сих пор она делегатка цеха, спит в женской ночлежке. Все имущество — в узелке. Узелок носит всегда с собой».
Таксина и Н. Алпатова идут вместе.
И вот Таксина приходит к себе домой. Столько-то отметок в книжечке. Тот пьет, другой держится, третьего лечить надо.
У Таксиной в комнате рядом Ленин и «Христосик».
Муж, что на пенсии, не позволяет снять икон. Муж ворчливый. А Таксиной — некогда. Трудовой день Таксиной не кончился. Таксина член Горсовета. У Таксиной семья и свои заботы. Но она очень хорошо в этом разбирается.
У многих с жизнью сладу нет. А надо сладить.
В кабинет д-ра Новоуспенского ворвался пациент.
Он протянул доктору руку — П-пучков.
— Доктор, почему я пью? Я никогда не пил. Николай Пучков не вышел на работу. Доктор, вы читали нам доклад. Доктор, я сам умею читать доклады. Но в этой Туле—-я живу в общежитии, у меня койка и стена. Доктор, я обошел все музеи, был в кино, в цирке, перелистал все журналы. Кругом все пьют. И вот я, Николай Пучков, я, командированный в Тулу слесарь, я запил. Что бы сказали мои товарищи, жена, Мишка, Володька. Доктор, извиняюсь за пьяную лирику. Но мне очень тошно, а вы так хорошо говорили.
Пучков опустился на стул.
Тягостное веселье в Туле, в Чулкове.
В праздничные, выходные, рабочие дни старики мастера вылазят на крыши и гоняют голубей. Это не весело.
—Стало весело, когда в Чулкове открылась первая и единственная культурная чайная.
Культурная чайная напротив магазина и очередей Центроспирта. Духом борьбы были проникнуты торжественные речи инициаторов чайной, ее поклонников, ее энтузиастов. Это было событие в чулковской летописи. Любители чаепития хотели пить чай культурно — по М. Кольцову.
Висит вывеска. Огромные буквы.
В культурной чайной постоянный пост двух милиционеров. Для того, чтобы войти в ее двери, надо только приблизительно держаться на ногах, но качаться можно.
В культурной чайной — раздаются свистки, часто летят стулья и ножи. Бывший зав-чайной полетел за пьянство. Но культурно-пьяному человеку в обстановке культурной чайной тепло и до шинкарей недалеко. Протянешь руку и глянь бутылка в руке. Распивочно и на вынос.
Бригада «Роста» во время налета на чайную 13 октября обнаружила ряд посетителей, купивших водку тут же, в чайной. Шинкари не любят бригад. «Бригада» шинкарей быстро исчезла, но ее недавнее присутствие отсвечивало в пьяных глазах посетителей, полыхалось в отравленном воздухе.
Висят плакаты. Но одни навешены на другие — кто обращает внимание на липкую бумагу, засиженную мухами. Молчит громкоговоритель. Орут голоса.
За столиком восседает «д-р Сазыкин». Старичок ласковый.
— Поди сюда, голубушка, зачем мужа к доктору водишь, настойку из тараканов дам, она поможет.
Сазыкин заменяет в культурной чайной и юридическую и медицинскую консультации.
В культурной чайной работают комсомольцы. Дежурят члены общества по борьбе с алкоголизмом. В штате... существует культурница. Пытались что-то сделать, была объявлена запись в кружки, но никто кроме служащих чайной в них не записался.
Культурная чайная вросла В пьяный быт Чулкова. Быт захватил чайную и держит ее крепко. Тульское ЦРК стремится выжать прибыль из этого «предприятия», в Туле забыли, что «культурная чайная» — это фронт, наступление.
Висит вывеска. Огромные буквы. Свистит милиционер. Чай пахнет водкой и денатуратом. Чай и культура разбавлены алкоголем. И никто не слушает общественницу Бубнову, которая хлопочет, порывается что-то сделать, обнаруживает запахи керосина в сахаре, хлопочет и предлагает. На нее наступают пьяные рожи, привычки и равнодушие. А вот и она получила «на чай» от пьяной оравы посетителей.
Почему интересная и необходимая попытка создать культурный очаг трезвенников потонула в зловонной грязи пьяного болота? Почему культурная чайная стала своей противоположностью , превратилась в то, о чем она призвана бороться.
Конечно в этом прорыве преломляются все трудности наших общих культурно-бытовых проблем, но наряду с этим надо отметить провалы как в работе самой чайной, так и в отношении к ней со стороны ряда организаций и всей пролетарской общественности Тулы. Рабочие общественники, опытные организаторы должны, наконец, заняться «культурной» чайной. Культурная пятилетка во всех своих проявлениях, и в особенности в новых, также ждет своих ударников, рационализаторов и изобретателей.
— Доктор, почему я пью, почему П-пучков запил ?
— Доктор, почему мы пьем, пропиваем свои штаны и жизнь?
— А вы давно начали пить, расскажите историю своей болезни, много ли пьете, быстро ли пьянеете, кто научил пить?
— Мать научила.
— Брат научил.
— С рюмочки начал.
— По-маленечку.
— Все учили, все пьют. Они говорят все вместе, у всех разные, но вместе с тем одинаковые ответы на одни и те же вопросы доктора.
И у Блинова — гармонного мастера, что изобретает гармонь, полную звуков, как рояль, у Хорькова — мастера по перламутру и у Чуприкова — оружейника и у всех Ивановых, Петровых, Сидоровых, у всего Чулкова, Заречья, пьяной Тулы.
Но почему именно у Тулы? Разве не пьют в Конотопе, и Кривых Рожках, Москве и на станции Валуйки?
Вино на Руси. Сороковочки. Полуштофики. Магарычи. Тоска-кручинушка . От бутылки вина Не болит голова, А болит у того, Кто не пьет ничего. И вот Николай I рассердился на Тулу. Хотел закрыть петровские заводы. Наклеветали Николаю на Тулу. Приехал царь. Велел ружья разобрать и собрать. Сам стрелял. Обрадовался. Все пули в цель летят. Обрадовался и велел выкатить бочки вина народу.
«В этот приезд Николай I лично проверил взаимозаменяемость изготовляемых ружейных частей. Взятые из арсенала ружья оказались для стрельбы вполне годными. Николай подарил заводу золоченый кубок». Этот кубок — теперь музейный экспонат (№1384) Музея оружейного завода. Кубок— среди берданок, двустволок, карабинов и капсюльских ружей. А помните, как знаменитый оружейник Левша Лескова состязалоя по пьяному делу о английским полшкипером.
Левша победил английского полшкипера. Тула победила все города, всю республику на состязании по пьяному делу.
В чулковских домишках жили «козюки» — казенные рабочие, мастера-кустари. Внучата живали, как деды. Пили и ходили на стенку. Когда-то Чулково называлось «Нарышкинской слободок». Оружейники обзаводились домишками. Быт старый, как история Тулы. Наследственность. Статистика.
Из числа школьников первой ступени от 11 до 14 лет (по Туле) употребляют спиртные напитки (1928/29 г.) 75,4%.
Из числа фабзавуча — от 15 до 17 лет употребляют — 87,6%.
Из числа хронических алкоголиков, находящихся на излечении в Наркодиспансере — 81 % начали пить до 20 лет и 95,6%, до 25 лет. В Чулкове тысячи домов и всюду пьют. Историю болезни пьяной слободы нужно начинать не с нашего века.
Докладчики пугают пьяниц опухшими печенками и белой горячкой. Да, почки опухают. Одышка и удушье. Но людей с опухшими от алкоголя лицами не запугаешь опухшими почками.
Посмотрите в окно этого домика. В доме живут Чуприковы. Алкоголь здесь в быту.
Культурная «рюмочка» —закусочка. А потом все больше и больше. И удержу нет. Сосет и внутренности выворачивает.
— Рвутся производственные, трудовые и семейные связи.
Рвутся постепенно — чем дальше, тем быстрее.
Посмотрите в окна этих домишек, посмотрите внимательно и пристально.
Узка река Упа. В 1701 году Демидов построил недалеко от впадения Тулицы в Упу первый тульский оружейный завод.
Тихие, речные пристани. Лодочки без уключин. Вода заливает сходни. Мерцает фонарик.
И вот к такой пристани подплывает океанский пароход.
Он — неожиданно предстал перед чулковцами — новый клуб..
Геометрия линий. Залы, и воздух. Пространства бетона и больших стекол. Здание из социалистического города, как океанский пароход, пристало к чулковской пристани на улице имени тов. Степанова — зампреда Моссовета — рабочего завода № 10.
«Граждане! Запомните все эти правила и берегите свой клуб — гордость чулковцев».
Чулковцы запомнили правила. И особенно день открытия клуба. — Как набрали воздух в груди от восторга, так и выдохнуть нельзя воздух от восторга.
— Товарищ Пучков, пожалуйте, в клуб—гордость чулковцев...
— Видите, Пучков, этот, чулковский клуб был бы одним из лучших в Москве. Видите, спортивные залы, лекционные, видите уже и в этом клубе тесно чулковцам, а клуб открыт всего, как две недели.
Мерцает фонарик на пристани.
Новый клуб — удивил чулковцев. Он двинулся огромный и уже любимый на старое петровское Чулково, на «культурную чайную», на Центроспирт.
Тула в 1928 г. взяла пьяное первенство. В 1930 г. она нагоняет и перегоняет 1928 г.
По пьянству Тула — первая в СССР, — она упорно не уступает своего «первенства». А как ведется борьба за культурное первенство Тулы?
Д-р Новоуспенский, Таксина, Бубнова — и другие рядовые члены общества по борьбе с алкоголизмом продолжают свою работу. Но все ли это?
Тула — «Красная Кузница». Каждый выстрел из тульского ружьеца — выстрел за социализм, за мировую революцию.
В Туле борьба с пьянством, работа клубов, культурных чайных, быт рабочих поселков — должны быть поставлены образцово — по боевому. «Пьяному первенству» противопоставить другое первенство.
Здание из социалистического города, как океанский пароход, пристало к Чулковской пристани.
Голоса из Растеряевой улицы, вы должны замолкнуть, вы замолкнете навсегда!