В немилости жила раньше Балта, как только се ни величали: «дыра», «болото». Город знаменит первым еврейским погромом, Иннокентием Балтским и рекордными лужами. В грязи я пыли, в ярмарках и торговле, в криках беснующихся кликуш у стен Балтинскаго монастыря жил этот городок «черты оседлости».
В гражданскую войну Балта переходила, как замусоленная карта, из рук в руки. Она до сих пор не может забыть набеги банд Тютюника и Заболотного, зверских погромов и нагаек под петлюровские лозунги. В 1924 году случилось чудо. Балта стала столицей — Москва, Харьков, Балта. Балта стада городом, который противостоит Кишиневу и Бухаресту, стала столицей страны трехмиллионного народа, с границами у Прута, страны, захваченной от Днестра до Прута румынскими оккупантами.
Мало чем может похвастаться Балта. В этом городе кет достопримечательностей. Разве только высокая каланча, выстроенная недавно при молдавском правительстве. Балта — преимущественно обывательский город. Улицы ее в лавчонках и кустарных заведениях. Рабочих совсем нет в Балте; самые трудовые люди, должно быть, пекаря. Город наполнен скукой, дрязгами и сплетнями. Вечерами балтские семьи выводками прогуливаются по главной улице, где редакция и лучшее кафе, в котором прислуживает только один человек и то лишь одной рукой. Жизнь балтская утихает рано. В домах закрываются ставни, и собаки приступают к исполнению своих обязанностей: они как-то особенно, по-балтски, долго и протяжно воют.
В этом же городке творится и другая жизнь, незамечаемая подчас балтинскими обывателями. В домах одноэтажных, но каменных, с вывесками «НАРКОМАТ» работают люди по созданию Молдавской республики. Они думают меньше всего о Балте. Балта случайна, далека от молдавских районов, от Днестра. Они работают для того, чтобы поднять молдавскую культуру, загнанную веками, осушить приднестровские плавни, построить новые школы.
Молдавия — республика чернозема, но засуха сжигает хлеба. В последние годы солнце как-то особенно неумолимо жжет степи. Против засухи мобилизованы землеустройство, мелиорация и трактора.
Какое торжество было в Молдавии, когда в 1927 году закончились работы по землеустройству. Уже нет заплатанной земли, разодранной на клочки, а тянутся огромные массивы пшеницы и кукурузы. Молдавия превращается в страну садов и виноградников, которые не боятся засухи. В Слободзее днем и ночью роют каналы, селяне выходят на обвалование Днестра, и строится электростанция. Скоро загудят провода над Днестром. В Балте заканчивается постройка здания Молдавского театра, он должен будет вытеснить халтурящих гастролеров. В балтинской типографии печатаются книги и газеты на молдавском языке. Литературный молдавский язык родился вместе с образованием республики. Раньше его не существовало, так как не было молдавской письменности. На только что созданном языке начали появляться произведения первых молдавских писателей. Сколько искреннего гнева в их творчестве! Они выражают то, о чем прежде всего думает каждый бессарабец; они говорят о событиях у Днестра, обращаются к «братьям от Днестра до Прута».
Трудно работникам молодой республики в их местечково-провинциальной столице.
Неприспособленные здания, неудобство сообщения, злобные разговоры исподтишка: «где же у нас в Балте молдаване» заставляют мечтать о новой столице. Думали выстроить ее в Бирзуле, в центре молдавских районов, но Молдавия еще небогата средствами. Бмрзула — узловая станция Юго-западной железной дороги. Небольшое местечко в несколько уличек. На площади у Бирзульского вокзала возвышается холм, огороженный низеньким забором. Это — могила Григория Ивановича Котовского. Имя его в песнях и легендах, воспевающих героя; имя его — символ освобождения Бессарабии. Это он, человек седла и пороха, славный командир бессарабской дивизии, проделавший путь от Черного до Балтийского моря, боролся за создание молдавской республики.
Этот край был когда-то, чем то вроде «проходного двора» в Балканскую Европу. Курганы, разбросанные в степи, говорят о толпах азиатских кочевников, двигавшихся по этим степям, перенесенным тоже, как будто из глубины Азии. Здесь оседали все недовольные, изгнанные и загнанные. На небольшом пространстве, где всего около шестисот тысяч жителей, — какая смесь народностей, языков и обычаев. Старообрядские села бородатых людей, бежавших в Новороссийские степи в то время, когда в России исправлялись церковные книги, принесших с собою быт рязанских, тамбовских деревень с самоварами, ситцем, рядом с селами параллельных улиц и одинаковых домов немецких колонистов, создавших здесь своеобразную копию своей родины.
Богатые болгарские колонии, дома в черепицах, огороды, патриархальный быг этих смуглых людей «ославяненных турок» рядом со скученными еврейскими местечками.
И даже чехи, шведы живут в Молдавии, В Григориополе — кусочек суеты Тифлисского базара, даже армяне каким-то образом оказались на берегу Днестра.
Такая же степь то ровная, то в балках и котловинах, такое же солнце, — но сколько разных человеческих укладов «крохотных республик» в одной республике! Раньше всех их в разной степени и в разное время угнетали, старались вытравить все черты национального и самобытного. Это удавалось плохо: за внешней покорностью скрывалось огромное упорство и воля к сохранению своей национальности. Наиболее характерна судьба молдаван: вечерами над Днестром, с обоих берегов реки несутся заунывные звуки безысходной тоски. Это — молдавские песни дойны. В них молдаване вкладывают свою душу, оплакивают судьбу своего народа. Тяжелая судьба. Потомки воинствующих римлян с берегов Тибра оказались рабами на берегах Днестра, в годы турецкого ига; загнанными и забытыми, покорными, как овцы, которых стригут под властью царской России.
Молдавские села большие, в несколько тысяч дворов. Небольшие хатки раскиданы точно опенки, то громоздясь друг на друга, не стесняясь ни симметрией ни порядком. Хатки нарядны как игрушки, разных цветов. Как будто над всем работали художники. В домах пестрые ковры, разукрашенные сундуки. Все чисто. Убрано расшитыми полотенцами.
В праздничные дни все село выходит на ллощадь. Начинаются танцы — «джог», под звуки кобзы, лынок, флейты и барабана. Древние пляски начинают вытеснять современные танцы. Нигде не танцуют так много в селах, как в Молдавии, а осенью, когда сбор винограда, и даже свиньи, наевшись выжимок, шатаются пьяными, — начинаются свадьбы.
С 1924 года, когда во всех селах происходили собрания и выносились требования об образовании республики, началось большое движение в молдавских массах. Газету «Плугарю-Рош» на молдавском языке можно найти в любой хате. Во всех селах новые здания школ; на молдавском языке, по молдавским учебникам преподают учителя молдаване.
И несется песня-дойна с обоих берегов на Днестре. Два берега смотрят друг на друга. На одном разрушенное и сожженное село Татарбунары, на другом гудят трактора в коллективе «имени Татарбунарского восстания».
На одном берегу—«житница» Европы, стонущая от голода, похожая на опустошенное кладбище — «украденная земля» Бессарабия, на другом — молодая республика — Советская Молдавия.
