Литература и жизнь, 18 июля 1958 г., № 44, с. 4
СЕРЕБРЯНАЯ ТРУБА
Не так давно мне совершенно случайно попала в руки книга, вышедшая десятитысячным тиражом восемнадцать лет тому назад, о существовании которой я и не подозревал, -- «Штаб-трубач» В. Шмерлинга.
Я, конечно, сразу же узнал героя этого произведения, несмотря на то, что автор изменил его фамилию. Разве те, кто воевал под боевым штандартом отдельной кавбригады Котовского, могут позабыть маленького Шурку, штаб-трубача? Кто не помнит худенького черноволосого мальчишку, озорного и храброго, державшегося всегда в походе и в бою, как этого требовал устав, в пяти шагах слева от крупа командирской лошади? У кого из котовцев не запечатлелся в памяти своенравный и непослушный подросток, который, приподнявшись на стременах, играл несколько раз сигнал атаки, а потом забрасывал трубу за плечи, обнажал клинок и рубился рядом со взрослыми, испытанными бойцами?
И вот недавно тот, с кем мне не терпелось встретиться, стоял на пороге моей комнаты — высокий, широкоплечий мужчина с молодым лицом и совершенно седой головой. Мы расстались с ним тридцать шесть лет тому назад...
Александр Ерофеевич Лавренюк, которого в те годы все называли просто Шуркой, начал свою службу в регулярных частях Красной Армии конным разведчиком. Хоть он и таскал всегда с собой, трубу, завернутую в чистую тряпку, командир 402-го стрелкового полка Федор Криворучко в горнисте не нуждался: своим зычным голосом он заглушал артиллерию.
Где-то далеко от фронта у Криворучко была семья, дети. Маленького разведчика он полюбил, как родного сына. А трубу Лавренюк извлекал из тряпки только на дневках. Тогда, усевшись где-нибудь в тени на крылечке, он играл танцы, и под звуки его изрядно помятой медной трубы кружились в вальсе побритые и прифрантившиеся бойцы, обхватив за талии деревенских красавиц.
Однажды эту сцену увидал Котовский, тогда еще командир стрелковой бригады, в состав которой входил и 402-й полк. Комбриг спросил Криворучко:
— Откуда у тебя музыкант?
— Да какой это музыкант! — отозвался командир полка. — Конный разведчик! Озорной, боевой мальчишка...
И вот погиб в бою добродушный рыжеусый гигант, командир полка Федор Криворучко; пал смертью храбрых и его преемник Квятковский. Второй раз в жизни Шурка почувствовал себя сиротой. Тогда он решил перейти из пехоты в конницу Котовского. К комбригу Лавренюк не осмелился явиться. Он обратился сперва к командиру второго полка Макаренко, а уж тот повел мальчика к Котовскому. У комбрига была поразительная зрительная память, он сразу узнал маленького музыканта. Только спросил:
— Сигналы играть умеешь?
Вместо ответа Лавренюк приложил свой инструмент к губам и сыграл сигнал кавалерийской атаки.
Котовский поднял руку:
— Хватит! Теперь вижу, что ты настоящий трубач, раз службу у меня атакой начинаешь. Какие еще знаешь сигналы?
Репертуар у Лавренюка был невелик: сигналов десять, в том числе несколько пехотных и артиллерийских.
— Слушай меня внимательно, — приказал командир бригады.— Я буду тебе кавалерийские сигналы играть, а ты их за мной повторяй. Понял?
— А вы разве умеете? — изумился мальчик.
— Я? — рассмеялся Котовский. — Да я, брат, настоящий музыкант, не то, что ты! Я еще в школьном оркестре участвовал, на корнет-а-пистоне... Ну, слушай! Вот это — зоря! А это — тревога! Это — отбой!
В обозе бригады хранилась трофейная труба, захваченная у белогвардейцев. Она была из чистого серебра, раструб внутри вызолочен. К инструменту был приклепан миниатюрный солдатский георгиевский крест — высший знак боевого отличия в царской армии — и выгравирована надпись «За отличие в войне с Турцией на Кадыкиойс'ких высотах — 1-й батарее 12-й артиллерийской бригады».
Вручая драгоценный инструмент маленькому музыканту, комбриг сказал:
— Эта труба — символ русской славы! Береги ее, как зеницу ока, пока жив, не отдавай врагу!
С той поры от Проскурова до Белой Церкви, от Белой Церкви до Львова, в оврагах Тамбовщины — на всем боевом пути бригады —пела серебряная труба, вделяя в бойцов бодрость и уверенность в грядущую победу.
Обо всем этом и о многом другом мы говорили, встретившись после долгой разлуки. Легендарный комбриг не ошибся, его штаб-трубач был настоящим музыкантом. Александр Ерофеевич Лавренюк, одна только юность которого послужила темой для советского писателя, создавшего увлекательную повесть, не изменил своему призванию.
Человека — как об этом мечтал Котовский — в маленьком музыканте воспитали Красная Армия, комсомол и, наконец, партия, в ряды которой он вступил. А Советская власть предоставила ему широкие возможности для того, чтобы развить и отшлифовать свое природное дарование.
Служа в военно-морском флоте, Лавренюк окончил в 1927 году Бакинскую консерваторию по классу валторны, позже — Московскую консерваторию по классу военных капельмейстеров. В течение тридцати лет он дирижировал военно-морскими и гражданскими оркестрами, либо в качестве солиста на валторне выступал в составе крупных симфонических ансамблей под руководством лучших советских и иностранных дирижеров.
У него музыкальная семья: дочь — преподаватель музыки, старший сын — солист на флейте в экипаже на одном из судов Балтийского военно-морского флота, младший сын заканчивает хореографическое училище ГАБТа...
Когда он обо всем этом мне рассказал, я спросил:
— Ну, а ты? Валторну не бросаешь? — Никогда!
Я даже не заметил, что он оставил в прихожей футляр. Теперь он извлек из него инструмент и заиграл. Валторна запела сигнал кавалерийской атаки. И словно раздвинулись стены комнаты, она наполнилась свежим ветром, даже бумаги как будто зашевелились на столе. И навстречу этому ветру мы снова неслись на конях под свист пуль, под грохот рвущихся снарядов. И впереди, влево от широкой спины Котовского, стоя на стременах, на своей серой в яблоках лошадке скакал Шурка-трубач.
