Молодая гвардия, 1936
Мы узнали о ней, когда слово для предложения о составе президиума второго всесоюзного съезда колхозников-ударников получил товарищ Стацевич. Среди многих имен людей, которых предлагал он избрать в президиум съезда от имени делегатов различных областей, Стацевич назвал имя никому до тех пор неизвестной колхозницы:
— Товарищ Демченко, Мария Софроновна, звеньевая полеводческой бригады колхоза «Коминтерн» Петровского района Киевской области, член ВЛКСМ.
Мария Демченко заняла свое место в президиуме.
Она сидела рядом с руководителями партии и правительства, как истинная хозяйка советской земли. Мария Демченко говорила с товарищем Сталиным.
Этот разгевор не остался в тайне. Тысячи людей спрашивали у Марии, о чем беседовал с ней товарищ Сталин, тысячам рассказывала Мария об этой беседе:
— Только села — товарищ Сталин усмехнулся, спрашивает меня:
— Мария Софроновна?
Я смутилась. «Откуда, — думаю, — ему знать такие подробности?» Но ответила:
— Да...
Товарищ Сталин меня обо всем подробно расспрашивал, всем интересовался. Спрашивал о жизни, о женщинах, о молодежи, о культуре, о колхозе. Я ему все рассказала, ничего не прибавила и ничего не утаила. Рассказала я, как пестовали мы свеклу на своей плантации. Товарищ Сталин и говорит:
— При такой работе и пятьсот центнеров дать можно!
— Дам, товарищ Сталин, — отвечаю я. Как сказала я это, товарищ Ворошилов вмешался:
— Слышишь, товарищ Демченко: пятьсот. Подумай хорошенько!
Подумала я и еще раз повторила товарищу Сталину свое обещание...»
Комсомолка Мария Демченко дала обещание товарищу Сталину собрать с каждого гектара своей свекловичной плантации не меньше 500 центнеров сахарной свеклы. И она была уверена, что обещание выполнит, потому что на съезд попала после того, как без всякого обещания собрала 460 центнеров свеклы с гектара.
«А все-таки четыреста шестьдесят не пятьсот, — думала про себя Демченко, возвращаясь в родное село. — А вдруг не выполню? За себя могу ответить, а как за свеклу ручаться?»
Но Мария не поддавалась сомнениям.
«Обещала, значит дам! Было четыреста шестьдесят, будет еще больше!»
Домой Демченко привезла подарки. Один из них она хранила особенно бережно — портрет товарища Сталина. Она прочитала родным надпись синим карандашом, сделанную рукой вождя: «Товарищу Демченко, Марии Софроновне, за хорошую работу в колхозе от товарища И. Сталина».
Бабушка Марии, восьмидесятилетняя старуха, никак не могла понять: зачем ездила так далеко ее Марийка? Почему вдруг все сразу заговорили о ней? Этого она не могла понять, так же как и того, почему из черного вертящегося круга вырываются звуки музыки. Бабушка крестилась, когда Мария заводила патефон:
— То мабудь там чорти в коробици сидять!
Мария разоблачила «чорта», показала бабушке, как устроен этот чудесный ящик-патефон.
* * *
Старосельские земли когда-то принадлежали помещице Балашовой, которую в селе называли «Черной пиявкой». Она одна владела 4216 десятинами земли, в то время как у 1240 селянских дворов было, только 1781 десятина. Старосельские люди уходили на заработки в херсонские степи, в Криворожье — на шахты и рудники.
В 1905 году Староселье бунтовало. Сход решил: никому из селян не ходить на работу к «Черной пиявке».
Сход просил земли.
По вызову Балашовой для охраны ее владений приехали солдаты. В балашовском парке пороли «зачинщиков». Чтобы заглушить крики и стоны истязаемых, расположившийся у фонтана оркестр играл марш...
Десятилетиями тянулся суд между Балашовой и ее бывшими крепостными. А пока что — «в наказанье за бунт» — помещица отобрала у крестьян Староселья 109 десятин садов и на всех дорогах к садам поставила стражников. Им было приказано беспощадно расправляться со всяким, кто осмелится проникнуть в свой сад.
Дороги к садам шли через Гадючку, через влажную, когда-то болотистую землю, которая кишела ужами. На Гадючку бегали селянские ребятишки. Они собирали здесь одуванчики и продавали их на лекарства. Дорого обходился им этот «заработок»! Стражники пороли ребятишек нагайками, как только заставали их на помещичьей земле.
После тридцатилетней волокиты (с 1880 по 1911 год) суд восстановил право крестьян на их сады. Но и здесь их обошла «Черная пиявка»! Она приказала вырубить все плодовые деревья и вместо садов вернула селянам землю, покрытую невыкорчеванными пнями.
В безземельном селе мало кому хватало хлеба до нового урожая. Исстари мужики уходили на заработки к немцам-колонистам, а жены и дочери уезжали за несколько сот верст от села — полоть буряки.
Не складывалась жизнь и у Софрона Михайловича Демченко. Называли его «пидпалком», потому что не было у него даже спичек, и, чтоб затопить печь, Софрон одалживал огонь у соседей.
Когда началась война, забрали и Софрона Демченко. Продал он свое имущество за пятнадцать рублей; десять рублей оставил семье, а пять взял с собой. С уходом отца еще трудней стало жить семье Демченко.
Перед войной, в 1912 году, в семье Софрона родилась дочь Мария. С первых же дней своей жизни она познакомилась со свекловичной плантацией. Мать полола свеклу и тут же рядом, завернутая в лохмотья, лежала будущая героиня.
Семи лет Мария пошла в школу, но проучилась в ней всего два дня. Один из старосельских кулаков согласился простить долг Софрону, если Марийка пойдет к нему в батрачки. И пришлось Марийке бросить школу. Она нянчила его ребенка, носила тяжелые ведра с водой, работала за взрослую.
Тринадцати лет Мария отправилась на заработки в свекловичный совхоз под Полтавой. Из-за возраста не хотели принять на работу. Здесь первый раз в жизни Демченко проявила свою настойчивость. До позднего вечера пробыла она в совхозе, доказывая, что работать она может не хуже взрослых и, несмотря на отказ, не ушла домой, заночевала в степи около плантаций.
Утром, когда рабочие пришли в поле, они увидели спящую на бугорке девушку. В конце концов настойчивость Демченко победила: ее оставили на работе.
Так началась самостоятельная жизнь Марии Демченко.
Вместе с отцом ездила на Урал, была и на Магнитной горе, шила матрацы сезонным рабочим, бралась за любое делю. И везде люди поражались быстроте и сноровке молодой девушки.
Вернувшись на Украину, Мария недолго пожила в селе. Она поступила на опытную плодовую станцию под Киевом, училась скрещивать сорта яблок и груш. Пинцетом снимала цветочную пыль, обрызгивала деревья, взвешивала яблоки, запоминая названия сортов.
Из дома Мария получала письма о том, что отец, с помощью колхоза, строит себе хату, о том, как ее подруги-комсомолки работают в колхозе. И Демченко потянуло домой, в Староселье.
* * *
27 марта 1933 года Марию Софроновну Демченко, как лучшую девушку-ударницу, колхозная организация приняла в комсомол и выдвинула на работу звеньевой в восьмую бригаду, к бригадиру Давиду Бурде.
Восемь девчат работали в ее звене. Демченко следила за тем, как свекла выбрасывала первые листья, чтобы как можно скорее прошаровать ровные линии всходов.
Она тянула за собой своих девчат, подгоняя их шутками и меткими, острыми словечками. Мария Демченко добилась, что ее звено стало первым в колхозе.
Задолго до того, как поспели буряки, готовилась она к уборке. Бригадир показывал ей, как надо, копать обрезать и складывать в кучи свеклу. В прошлом году в колхозе выкопанная свекла подолгу вяла на солнце. Свеклой не дорожили, при перевозке теряли с возов, не подбирали; дороги к сахарному заводу были усыпаны мятыми, заезженными колесами корнями.
Давид Бурда добивался того, чтобы во время новой уборки- ни один корень не пропал зря. Ведь каждый буряк дает по крайней мере 70-80 граммов сахара. А сколько тысяч центнеров сахара оставалось раньше на полях и на дорогах? В борьбе за полноценный сбор урожая больше всего надеялся Давид Бурда на молодую звеньевую. Девчата звена Марии Демченко пели часто во время работы «буряковую пiсню»:
Як орали, як орали,
Як орали вглиб, Вивертали мы нимало
Бурякив в землi.
Тут у полi,
тут у полi
скiльки згибло ix,
Цього року не дозволим
Копостiв старик.
Ти занурюйся глибоко,
Плуже, в саму глиб,
Шоб налигись гарним соком
Буряки смогли.
Всi ми ciем
Краше нинi,
Бiльш дае земля.
Не залишим буряка
Ми жодного в полях.
А щоб лихо не спутакло,
Будем дбать шодня,
Не дамо буряк в поталу
Гадам бурьннам.
В комсомольской ячейке Мария Демченко познакомилась с Ефимом Петровичем Бузенко, молодым сельским учителем. Он рассказывал комсомольцам о том, как живут народы Советского союза и в капиталистических странах, о том, как рабочие боролись с царизмом, о ленинской партии, о гражданской войне, о том, как строить колхозную жизнь.
В свободные часы, по вечерам, звеньевая жадно слушала рассказы учителя. Буйно росла свекла вверх и вширь. Но как-то однажды радость Демченко была омрачена ее большим личным горем: вернулись девушки с плантации в село и им сообщили о внезапной смерти учителя Бузенко. Все село, все комсомольцы горевали о смерти учителя. Горевала и Мария Демченко. Она стала еще упорней работать. Она стала более требовательной к своим девчатам. Как назло стояла сухая погода. Это грозило снизить урожай. И вот каждый вечер уставшие за дань девчата брали ведра, носили на плантацию воду, поливали свеклу. По вечерам от работы болели руки, но Марии не хотелось уходить с поля.
В 1934 году ее звено убрало 460 центнеров свеклы с гектара, а вся бригада Давида Бурды дала в среднем 406 центнеров.
Через несколько дней на слете свеклосевов в Каменке спросили девчат:
— Кто больше всех дал свеклы?
Весь зал крикнул аму в ответ:
— Мария Демченко!
За свою работу Демченко получила высокую награду — она была послана делегаткой на второй всесоюзный съезд колхозников-ударников.
* * *
Вернувшись со съезда, Мария Демченко рассказывала старосельским колхозникам о том, как на съезде запросто беседовала она с товарищем Сталиным, как расспрашивал ее горячо любимый вождь об их колхозной жизни, о детских яслях, о женщинах, об урожае.
В хату к Демченко часто приходили комсомольцы; они разглядывали портрет, висевший над кроватью Марии, каждый из них подолгу вглядывался в надпись товарища Сталина под портретом.
В первый же день по приезде из Москвы Мария Демченко собрала свое звено. Она сказала своим подругам, что надо во что бы то ни стало выполнить обещание, которое дала она за них всех товарищу Сталину.
В 1934 году в звене Демченко работало восемь девчат Когда же они узнали, что Демченко задумала собрать с гектара 500 центнеров свеклы, четверо решили покинуть свою звеньевую Из всего того, что рассказывала Мария о втором съезде колхозников, они поняли лишь одно Марийке в Москве надавали разных премий: платков и музыку, а работали они все вместе. Они чувствовали себя обделенными и обиженными. Вышедшие из звена девчата не разговаривали со своей бывшей звеньевой. Сердились они на Демченко.
И хотя все зна ти, кому Демченко дала свое обещание, не сразу поняли в селе значение того, что она должна выполнить.
У многих в селе были сомнения, не верили, что Мария сможет выполнить обещание. Над нею посмеивались. Даже полученные Марией за статью в сборнике «Мастера высокого урожая» двести рублей не хотели выдать ей на руки, так как правление колхоза решило удержать их в счет покрытия расходов по поездке Демченко в Москву. Разговоры об этом заставили мать Демченко даже подумать о продаже коровы для того, чтобы покрыть расходы и грехи ее «ошалевшей дочери».
С первых же дней работы на свекле Демченко почувствовала некоторую отчужденность в отношениях с теми, с кем раньше дружила. Она ни от кого не сторонилась, но часто слышала за спиной: «Подумаешь, дачь Софрона, самая обыкновенная селянка, такая же, как и мы все, а что затеяла: всего второй год звеньевой работает, а уже опередить всех хочет».
Иван Тищенко, секретарь комсомольского комитета колхоза, руководил хатой-лабораторией. С той минуты, как прочитал он в центральных газетах о беседе их комсомолки с товарищем Сталиным, он стал серьезней и сосредоточенней; пересмотрел все книжки по свекле, написал письма в Москву, в Киев с просьбой прислать литературу; теперь, составляя невестку дня заседания комсомольского комитета, он первым пунктом неизменно ставил вопрос о том, как помогают комсомольцы Марии Демченко.
При хате-лаборагории был организован агротехнический кружок. Колхозный агроном Григорий Федорович Дудник рассказывал бригадирам и звеньевым о значении глубокой вспашки для поднятия урожайности, об обработке паров и способах борьбы с бурьянами; он раскрывал перед ними жизнь растений и строение почв. Демченко аккуратно посещала кружок. От Дудника впервые узнала она о том, что в золе заключены фосфор, калий, железо, магний, нужные для роста свеклы, что от внесения в почву золы свекла тучнеет.
По вечерам в хате-лаборатории Мария Софроновна узнавала о свойствах почвы, об удобрениях. Знакомилась с такими сложными и в то же время необходимыми вопросами, как агрохимия и химизация земледелия. Днем же в мартовские дни Мария лазила по задним дворам. Ее звено дружно взялось за очистку от помета всех курятников.
В селе заговорили о том, что должно быть совсем рехнулась Софронова Маруся: куриный помет со своим звеном по дворам собирает. Потом же, когда объяснила Мария, что этот помет ценнейшее удобрение для свеклы, ее стали вежливо выпроваживать.
— Ты уж пойди у кого другого поищи, а мы сами у себя на свекле используем.
Так Мария Демченко пострадала от своей агитации. В селе из всех курятников стали спешно выгребать помет.
Во всех хатах Староселья в теплых печах колхозники сушили его и в деревянных ступах толкли в порошок.
В марте сошел с полей последний снег. Мария Демченко, Приська Савченко, Ирина Ткаченко и Домаха Демченко шли по мягким гребням земли... Глубоко вспаханная осенью земля впитывала в себя обильную весеннюю влагу.
Девчата собирали остатки прошлогоднего пырея и выдергивали бурьян. Влага должна достаться только свекле! Разрыхленная, ровная земля была готова принять семена.
Тень больших сосен, забравшихся на пригорок, легла по краям плантации. Между соснами еще серели грязные пролежни снега. Внизу же оттаявшая земля темнела, как волнистое черное полотнище.
Мария Демченко и ее девушки шли друг за другом. Ровными широкими взмахами рассыпали из корзин золу, как бы пытаясь перекрасить в серый цвет влажную землю. Всю зиму собирали они золу, готовя добавочную «пищу» свекле.
В очищенную от сорняков землю семена из сошников сеялок ложились ровными рядками вместе с белым суперфосфатом и семенами гречихи. Хибинские апатиты, превращенные в суперфосфат, тоже должны были помочь Демченко получить добавочные центнеры свеклы.
Как только закончили сев, Мария принесла на плантацию длинный шнур. По шнуру она прочертила линию, по которой стали копать канавки. Выкопанную землю перекинули на край канавки, получилась небольшая насыпь, которая должна защитить свеклу от ползучих вредителей.
Долго ждать, пока вытянутся наверх крупные листья свеклы. За это время сорные травы успеют отнять влагу у неокрепших ростков. Поэтому еще до появления листков свеклы, «вслепую», начали первую шаровку. Цапками и мотыгами девушки разрыхляли междурядья, разрывали тонкий слой корки, которая могла бы задержать молодые ростки. Свекла дружно выбросила на поверхность свои первые листки.
Плантация Демченко была километрах в семи от села, но расстояние не казатось далеким. Демченко не замечала, как доходила от дома до табора своей бригады.
3 мая Мария Демченко шла быстрее обыкновенного. Ее подгонял резкий ветер.
Еще издали она увидела поседевшие верхушки сосен, покрытые инеем. Мороз! Мария побежала к свекле. Если бы она могла накрыть платком всю плантадию, закутать каждый бурячок, отогреть его своим дыханием! Чуть съежились зеленые листья, будто хотели прижаться плотней к земле. Демченко бегала по плантации, дотрагивалась то до одного, то до другого бурячка.
— Вот це тобi и труба! — упавшим голосом произнесла она. Почувствовала боль, словно оборвалось все внутри. Ей стало очень холодно. Холод тянулся к ней от каждой ветки сосны, от каждого бурячка. Ей казалось, что вот-вот на ее глазах все замерзнет.
Голос секретаря райпарткома Ляльченко вывел ее из оцепенения. Мария очнулась. Ветер продолжал безжалостно дуть прямо в лицо, но теперь Мария Демченко уже не чувствовала больше пронизывающего холода. Взглянула на Ляльченко, вспомнила, как он всегда помогал ей; неужели и он ничего не придумает на этот раз?! И почти в одно и то же время Демченко и Ляльченко, неожиданно для себя, произнесли вслух:
— Жечь костры!
Через несколько минут все село бежало к плантации. Люди несли солому, хворост, везли на подводах навоз.
Секретарь комсомольского комитета Тищенко, Ляльченко и Демченко разжигали костры, подбрасывали навоз, разгребали кучи. Дым медленно поднялся над землей и белой завесой прикрыл плантацию Никогда еще такого «пожара» не было в Староселье.
В эту ночь Демченко не ложилась спать Она не покидала плантацию. Дым густел... Мария не знала, спасет ли он ее буряки. Вместе со своими товарищами-колхозниками она защищала свеклу от неожиданного мороза. И все же, несмотря на самоотверженность людей, мороз сделал свое дело. Много корней свеклы погибло за эти сутки на плантации.
Несчастье, постигшее Демченко, обсуждалось правлением колхоза. Правление решило передать Демченко не пострадавшую от мороза плантацию звена ее однофамилицы — Федоры Демченко.
Мария вспыхнула:
— Не бывать этому! Я и с вымерзшей плантации пятьсот центнеров соберу. Мне еще зимой агроном говорил, что если вымерзнет часть свеклы, так подсеять можно. Буду сеять, подсаживать, а со своей плантации не уйду!
Ляльченко поддержал звеньевую.
Секретарь районного комитета партии Михаил Пантелеймонович Ляльченко был коренным жителем Староселья. С восьмилетнего возраста ему приходилось самому добывать кусок хлеба. Мальчик батрачил у местных кулаков, работал на скотном дворе у «Черной пиявки», вместе с девчатами ходил «на отхожий промысел»—полоть помещичью свеклу А когда вырос, так же, как и отец, как и сотни других старосельских мужиков, с торбой через плечо отправился на заработки- грузил баржи на Днепре, бил камни на строительстве новых дорог.
Когда Мария Демченко в длинной, до пят, рубашонке из домотканного холста босыми ножонками шлепала по дорожной пыли, Ляльченко работал грузчиком где-то на Днепре, но аккуратно каждый год приезжал «на побывку» в родное седо.
В 1914 году Ляльченко был призван на войну. Потом, уже в Красной армии, он научился грамоте, стал большевиком. И почти через двадцать лет, в 1932 году, вернулся в родное село, но теперь уже не «на побывку»; а секретарем райкома ВКП(б) района имени Г.И.Петровского.
Новый секретарь скоро увлекся тем, что предстояло выполнить его землякам. Ведь и сам он мальчишкой полол помещичью свеклу. Теперь он снова занимался прополкой, звонил каждый день по телефону в правление колхоза, интересуясь тем, как дела у Маруси, не надо ли ей помочь. Часто Ляльченко сам приезжал на плантацию, словно записался пятым в звено Демченко.
На месте вымерзших бурякрв Мария Демченко подсеивала намоченные семена.
— Буряюв нема, мене нема, — так часто говорила она.
Оставшиеся после мороза буряки росли, и скоро рядом с ними зазеленели и новые всходы. Мария «подкармливала» свеклу селитрой — по 50 килограммов на каждый гектар. Колхозницы проводили по междурядьям небольшие углубленные полоски, сыпали в них селитру и тотчас же прикрывали канавки землей.
Густели рядки... Все больше и гуще зеленела плантация. Листья ботвы переплетались между собой, свиваясь в тугие букеты. Буйная заросль листьев свеклы означала, что под землей начинается борьба корней за влагу. Сил земли нехватит на то, чтобы питать их все одинаково. Миллионы корней выбрасывали в землю неисчислимую армию своих разветвлений, и, если земля не утолит их жажду, свекла прекратит свой рост. Она, как говорят, «стечет», листья, теснимые лдуг другом, вытянутся вверх, а корни уйдут глубоко вниз.
Мария Демченко ходила по плантации с огромным шестом. К шесту были прибиты на расстоянии пятнадцати-двадцати сантиметров небольшие планки. Она хотела гак расчертить свою плантацию, чтобы на каждом метре земли не оставалось больше шести-семи корней.
Началась прорывка свеклы.
Мария Демченко работала сосредоточенно; она внимательно присматривалась к каждому корню, решая, какой выбросить, какой оставить, какой буряк даст больше сахара. Мария Демченко безжалостно выдергивала лишние буряки.
Через несколько дней она бросила свой шест, так как уже и без сантиметра, на глаз точно определяла, на каком расстоянии дочжны быть буряки друг от друга. К оставленным бурякам Мария подгребала землю, как бы укрепляя их. Она оставляла их в строю своей армии, и от каждого оставленного буряка зависело, выполнит ли она свое обещание товарищу Сталину.
Для этого земля на ее плантации должна быть как пух, чтобы воздух со всех сторон проникал к корням свеклы.
Все лето Мария ни на минуту не оставляла без присмотра своих питомцев—-«кормила» их, помогала дышать, разрыхляя землю, и защищала от каждай лишней травинки. Девять раз за лето мотыгами и восемь раз руками разрыхляла она землю своей плантации и пять раз полола свеклу, не давая сорнякам иссушать почву.
Люди, приезжавшие в Староселье, поражались чистоте плантации Демченко. Мария знала, что чем больше прополок, тем больше будет центнеров свеклы, что каждым своим движением, каждым во-время выдернутым сорняком она вытягивает из земли большую урожайность свеклы.
Марии Демченко помогала хата-лаборатория, помогал Ляльченко, помогали подруги. Только природа не считалась с тем, что ей надо во что бы то ни стало добиться в этом году небывалого урожая. Старосельские старики привыкли считать любой урожай как милостивый дар благодатного года, обильного солнцем и дождем.
В это лето палило солнце... Люди напрасно ждали дождя. Мария Демченко организовала собственные «тучи». На дворе молочно-товарной фермы была вырыта огромная яма, куда по желобам стекала навозная жижа. Девчата эту жижу наливали в бочки, которые сейчас же отправляли на плантацию.
Жижу разводили водой. Комсомольцы помогали Демченко поливать плантацию. Сама же Мария следила за тем, чтобы во время поливки едкая жижа не попадала на листья свеклы. Поливали только междурядья. После каждой поливки Мария Демченко делала рыхление всей плантации. Разбавленная навозной жижей вода была и влагой и удобрением.
К взлелеянной свекле, невзирая на заградительные канавки, несколько раз в течение лета пробирались вредители: земляные блохи, долгоносики, проволочные черви. Они стремились к головкам корней, проникали к самым нижним хвостикам, пытаясь отнять у свеклы ее сахар, сожрать ее ткани.
Безжалостно уничтожая этих врагов, Мария Демченко готовилась к нашествию пятнистых луговых мотыльков.
Мария никогда не забывала о мотыльках. Она гонялась за кротами, которые неожиданно оказались вредителями ее плантации. К корням свеклы пробирался жучок-вельветка. Кроты лакомились этим жучком, но, уничтожая вредителей, они выворачивали корни свеклы. Девушки уничтожали и тех и других.
Имя Марии Демченко стало известным по всей Украине. В хатах-лабораториях, на базарах, в сельсоветах... О ней говорили старухи и девчата. Люди спорили — даст или не даст Демченко 500 центнеров?
О Марии Демченко думали сотни таких же девчат. Они сравнивали себя с ней, решались утроить свои прошлогодние урожаи. Начался поход за урожайность свекловичных полей... На плантациях киевских, винницких, харьковских, курских колхозниц запестрели небольшие красные флажки с надписью «500». В Староселье флажки развевались над свеклой Демченко, такие же флажки водрузила над рядками и Марина Гнатенко.
После приезда из Москвы, на первом же комсомольском собрании, Мария Демченко обратилась к старосельским комсомолкам:
— Поддержите меня, подружки!
Первой откликнулась Марина Гнатенко. Она уже четыре года работала звеньевой на свекле и была уверена, что если Демченко может добиться 500 центнеров, то и ей ничто не может помешать добиться такого урожая.
Марине Гнатенко больше подходит портупея и ее комсомольский костюм, чём вышитая пестрыми нитками украинская сорочка. Резко очерченные черты липа, большие руки, широкие плечи — такова дочь Василия Гнатенко, колхозного кузнеца, в прошлом литейщика николаевских заводов.
Марина Гнатенко одной из первых в селе вступила в комсомол. Она читала в газетах о девушках-парашютистках, овладевающих воздушным пространством, и сама мечтала прыгнуть с самолета. Марина организовала в селе кружок санитарных сестер, первой выписала учебный противогаз.
Характер Гнатенко лучше всего раскрывается на работе.
Весной Гнатенко сама сеяла свеклу, ходила за лошадьми, следила за равномерным посевом. Вместо нормы в 5 гектаров засевала в день 14—15 гектаров.
Гнатенко вместе с комсомольцами и пионерами помогала Демченко поливать свеклу во время засухи. Она считала так: если помогать, так помогать! И выливая за день сотни ведер воды, натирала мозоли на руках. Она думала: «Молодец, Мария! Она смелая, она обещала Сталину за нас, за всех украинских девчат, собрать пятьсот центнеров свеклы с гектара. Теперь по ней все равняются. Какой позор будет для нас всех, если Мария не выполнит своего обещания!»
И у Гнатенко в ее борьбе за свеклу был момент, в который она была бы побеждена, если бы осталась одна: мотылек огромной стаей налетел на ее плантацию. Встревоженная, несколько минут следила она за тем, как кружились над буряками жадные тучи насекомых. Потом сорвалась с места и побежала в колхоз за помощью. Обратно на плантацию Марина вернулась не одна. Вместе с ней на ее плантацию прибежали все колхозницы, ребятишки и старики. Из района срочно приехал Ляльченко. Но первой на месте была Мария Демченко со своим звеном.
Огни костров окружили свеклу. В их пламени должны были погибнуть мотыльки. Они летели на огонь несметной тучей, кружились, бессильно взмахивали мгновенно опаленными крылышками и, обжигаясь, падали замертво. Колхозники ходили по рядкам и сгоняли мотылька на огонь.
Бессонная ночь уходила, и дым костров смешался с рассветом. Девушки взялись за большие марлевые волокуши. Они тянули их за собой по плантации, всем телом наклоняясь вперед. Ветер надувал марлю и загонял в волокуши остатки грозных полчищ лугового мотылька.
* * *
В эти дни еще больше сблизились между собой Гнатенко и Демченко.
Они встречались на бюро комсомольского ко.митета. Ваня Тищенко хотел, чтобы они обо всем делились друг с другом, — ведь и он, если узнавал что новое, старался как можно скорей оповестить звеньевых.
На каждой плантации Тищенко обвязал несколько корней тонкой проволокой, чтобы следить за тем, как быстро раздается вширь созревшая свёкла.
Он помогал Марине Гнатенко пересчитывать каждый корень на ее плантации. Марина сосчитала НО тысяч корней на гектаре. Каждую тысячу она отмечала палочкой, которую втыкала в землю. Марина хотела заранее предугадать, соберет ли она 500 центнеров.
Тищенко интересовался миллионами свекловичных корней на всех двадцати четырех плантациях. С метром, весами и таблицами он появлялся то в звене Наталии Семской, то у бабушки Шрамко, и со всеми он говорил о Марии Демченко. Подстрекал звеньевых не отставать от нее, объяснял, почему так важно всем им, всему колхозу, району, Украине, чтобы она выполнила свое обещание.
На плантации Демченко Тищенко приходил не один. Во время засухи 13 комсомольцев поливало буряки Демченко. Они же помогали ей собирать жижу и другие удобрения.
По-разному разговаривал Тищенко с Марией: то он был перед ней заведующим хатой-лабораторией, то приходил в табор читать девушкам ее звена газеты, помогал выпускать звеньевую газету, то говорили они между собой как товарищи-комсомольцы.
Говорили и ссорились. Тищенко не прощал Марии ее вспыльчивости. Он всегда одергивал ее, когда она теряла спокойствие. Слишком горяча Мария и в работе и в разговорах. Тищенко и Давид Бурда — немногословный, упрямый бригадир — лучше всех сдерживали горячность Демченко и помогали ей.
Комсомольский комитет прикрепил к ней для занятий учителя-комсомольца Клименко. Комсомольский комитет слушал сообщения об успехах его ученицы — быстрой и сообразительной, жадной к науке. Тищенко одно время даже боялся, не пострадает ли из-за арифметических задачек основное дело Марии — собрать 500 центнеров с гектара свеклы. И как-то в споре она бросила Тищедко заносчивые слова:
— Я не хочу трудодней, я хочу учиться! Секретарь комитета сразу ничего не ответил, посидел молча, а потом, как бы невзначай, спросил:
— А ты не читала книгу про комсомольца Павку Корчагина?
— Ну, не читала.
— Так надо прочесть. Эта книга хоть и не о свекле, а поможет тебе во многом разобраться.
И, пообещав привезти книгу, Тищенко оставил -звеньевую. Через несколько дней Бурда привез книгу. «Как закалялась сталь», прочитала Демченко на обложке.
Она стала раньше приходить на плантацию, садилась на длинную скамью и читала.
«— VI съезд российской коммунистической молодежи считаю открытым. Никогда более ярко, более глубоко не чувствовал Корчагин величия и мощи революции, той необъяснимой словом гордости и неповторимой радости, что дала ему жизнь, приведшая его, как бойца и строителя, сюда, на это победоносное торжество молодой гвардии большевизма».
Книгу Николая Островского, также изо дня в день, урывая минуты, читала Марина Гнатенко. Они успели закончить чтение книги уже после того, как кончили копать буряки, и вместе написали письмо писателю-орденоносцу Николаю Островскому:
«Вот в те часы горячей работы мы читали твою книжку «Как закалялась сталь». Читали и думали: да разве мы не комсомольцы, да разве ж мы не сумеем так бороться, так побеждать и бить своих врагов, как боролся, побеждал и бил Павка Корчагин и другие герои твоей книги? А когда думали так, то где и та сила бралась, упорство — настоящее сталинское комсомольское упорство!»
* * *
Каждый день Мария Демченко получала десятки писем — «Украина, звеньевой Марусе Демченко». Ей писали летчики, красноармейцы, комсомольцы, профессора, колхозники. Ее спрашивали о том, как ухаживать за свеклой, просили раскрыть ее секреты, предлагали помощь, советовали и восхищались.
Но были и другие письма — злобные, безыменные: враги не осмеливались подписывать свои письма. Зато они не стеснялись в выражениях, не жалели угроз. Многие призывали «одуматься», «не губить украинский народ».
В один и тот же день Мария Демченко получила евангелие и письмо с угрозой, что «если она не одумается, то получит пять пуль за 500».
«Если ты дашь 500, то и нас всех заставят давать столько же».
Комсомолка Мария Демченко знала, от имени какого «народа» говорил враг. Это делало Марию серьезной и настороженной, она стала глубже понимать значимость своей работы, смысл своего обещания. Она думала теперь не только о своем колхозе, но и о всей стране, внимательно следившей за ее работой.
С той минуты, как Мария Демченко дала свое обещание товарищу Сталину, она всегда — что бы ни делала, где бы ни была, с кем бы ни разговаривала — думала о своих бурячках.
Сколько километров прошла она за лето от своего дома до плантации и обратно! В ее корзиночке обычно был один и тот же багаж: завтрак и книга Островского. Рядом с ней шла ее молчаливая сестра Домаха. Тут же шла бойкая Приська Савченко. Она рассказывала о том, как подвигается постройка новой хаты, о том, как должна она помочь мужу поднять стропила.
Мария не скрывала своих переживаний. Сегодня она балагурит и веселится при появлении первых листочков свеклы; в другие же дни, когда она опасалась за судьбу всходов, все видели, как горюет Марийка, прислушивается к разговору девчат, а сама за всю дорогу не вымолвит ни одного слова, чтобы, как она сама объяснила, «думок своих не розгубить».
Ее спрашивали, к ней приезжали агрономы и профессора, ее осаждали корреспонденты, к ее слову прислушивались, а ведь сама Мария Демченко только недавно начала учиться.
Всего несколько месяцев назад узнала она о четырех действиях арифметики. Теперь она уже может решить задачу, которую ей задал новый учитель Клименко: «Каждый корень весит 450 граммов. Сколько будет весить 115 тысяч свекловичных корней?»
После работы Мария упорно занималась. Перед нею открылся широкий мир, а она не будет уметь делить и умножать! Вначале это пугало Марию. Она понимала, что ей необходимо знать очень многое. Каждый день ставил перед ней новые вопросы. Ее спрашивали обо всем: о свекле, о Сталине, о колхозном уставе. И на все она должна была дать ответ. Мария Демченко отвечала, а про себя думала о том, как мало она знает, как много ей надо учиться.
Демченко разрывалась между свеклой и задачками учителя Клименко. Иногда нехватало времени для того и другого. К тому же многие из тех, кто писал Демченко, обижались на нее, что, мол, стала известной, загордилась, даже отвечать не желает. Если бы знали они, как было уплотнено время Марии Демченко!
Известная всей стране, она не отвечала иногда своим корреспондентам только потому, что эта известность пробудила в ней не гордость и тщеславие, а огромную жажду поскорей овладеть простыми дробями и заслужить одобрение своего учителя.
А где взять на все время? Дома ворчит мать, — не помогает ей дочка возиться по хозяйству. «Да и как же попросить ее подоить коров, когда она самого Сталина задание выполняет?»
Редко выдавались теперь свободные минуты у Марии. Время ее точно рассчитано. Но как бы поздно Мария Демченко ни приходила домой, она поливала цветы, посаженные ею в маленьком палисаднике под окнами хаты, и диковинную по своим размерам дыню.
Всем тем, кто приезжал на плантацию посмотреть на свеклу, Демченко не забывала рассказать и о дынях. Многих своих друзей собиралась она угостить дынями.
Другая жизнь началась и у ее матери. Мать всегда относилась к Марии особенно заботливо, но она долго никак не могла понять, зачем все это затеяла ее Марийка?
Мать Марии часто сокрушалась, глядя на то, как старшая дочь даже за столом торопилась во время еды. Ведь и Домаха на свекле работает, но зато не засиживается она на собраниях в правлении колхоза, не пристают к ней по разным делам ни корреспонденты, ни десятники, что клуб новый строят.
Но Мария не смущалась. Она сама не раз забегала на постройку, распекала строителей:
— У меня девчата и то лучше работают! Придется и в ваше дело бабьи руки пустить.
Постройка клуба подвигалась медленно — не хватало строительных материалов. И член правления колхоза «Коминтерн» Мария Демченко решила по-своему помочь строительству клуба. Она на несколько дней оставила свою плантацию, поехала в Киев.
Коротко стриженая девушка в синей юбке и зеленой кофте побывала во многих столичных учреждениях. Она требовала гвоздей и фанеры.
Она горячо доказывала, что колхозникам, которые борются за 500 центнеров свеклы с гектара, нужен свой клуб, что старосельские колхозники хотят культурно отдыхать, хотят иметь свое звуковое кино.
И всюду, выслушав Демченко, ей задавали один и тот же неизменный вопрос:
— Сдержишь обещание, Мария? Дашь пятьсот?
— А как же,—отвечала она. — <И свекла будет, и клуб выстроим. Вот помогите только.
А свекла росла, буйно зеленела плантация. Вместе со свеклой росла и Демченко. С каждым днем она узнавала новое, становилась смелей и уверенней. Ее не смущали больше ни насмешки, ни зависть. Она шла им наперекор.
В Староселье к пятисотницам прилетел самолет. '
Первый раз в жизни Мария Демченко оторвалась от земли. Когда она посмотрела вниз, она увидела с высоты свою плантацию. Ровные рядки ее свеклы своей окраской резко отличались от других рядков. Она была зачарована полетом, расстилавшимися перед нею просторами.
Первое, что услыхала Мария Демченко, выскочив из кабины самолета, были слова семидесятипятилетней старосельской старухи — Одарки Гончаренко. Та гладила рукой борт самолета и приговаривала:
— Теперь и умереть можно.
— Теперь, бабуся, только и жить!—ответила ей Мария.
Она возвращалась на плантацию и думала об устройстве самолета, о том, как выглядит сверху земля, — ее земля! — и о том, что ей надо еще приготовить урок — завтра спросит Клименко.
На Украине стояли залитые солнцем сентябрьские дни.
Над тополями, над большими прудами задымили трубы сахарных заводов. К ним по проселочным и шоссейным дорогам, на грузовиках и подводах двинулась свекла.
С минуты, когда празднично звучит сирена в момент открытия производства и вода гонит первый буряк на мойку, до момента, когда последний буряк будет изрезан на свеклорезке, непрерывным потоком идет производство сахара.
Свекла Марии Демченко набирала последнюю сахаристость.
Стояли солнечные дни, но не было дождей. Для того чтобы собрать больше урожай, Мария Демченко решила еще раз досыта напоить свою свеклу. На плантацию вывезли огромный чан. К нему вереницей тянулись от речки подводы с бочками врды. Беспрерывно качали пожарный насос. Мощная струя воды била из брандспойта. Крупные свежие капли падали на ботву, проникали в почву. Вода несла силу свекловичным корням, помогала им достичь полнокровной зрелости. Больше 15 тысяч ведер воды было вылито в эти дни на плантацию.
3 октября к табору плантации Марии Демченко сошлись тысячи людей. Девушки одели нарядные платья, старики расчесали бороды. В разукрашенных кумачом телегах приехали гости из соседних районов. Люди смотрели на плантацию Марии Демченко, любуясь темнозеленой ботвой.
Солнце высоко поднялось над верхушками сосен.
Председатель Киевского облисполкома товарищ Василенко привез в Староселье колхозу имени Коминтерна акт на вечное пользование землей. Он вручил председателю колхоза государственный акт, за номером 000001.
Отец Марины Гнатенко вспоминал другой акт. Во времена «Черной пиявки» староселыцам отмеряли землю. По приказу помещицы стражники согнали всех крестьян Староселья на межу, разделяющую помещичьи и крестьянские земли. И здесь, на меже, всенародно выпороли самого старого, уважаемого всеми селянина. Выпороли для того, чтоб все помнили, что за этой межой начинаются земли помещицы Балашовой...
Последним выступил председатель колхоза товарищ Николаенко. Он говорил о «свекловичном профессоре» Давиде Бурде, бригада которого еще в прошлом году на этой самой бывшей помещичьей земле дала рекордную урожайность— 406 центнеров свеклы с гектара; говорил о лучшей звеньевой этой бригады — члене Совета Наркомзема СССР — настойчивой Марии Софроновне Демченко.
Он приводил цифры. Сейчас в селе семь школьных зданий, в них учится 950 детей колхозников. Село выписывает 1017 разных газет и журналов. У колхозников есть 16 велосипедов, 3 патефона и 4 граммофона. В этом году колхоз построил дом культуры с залом для звукового кино на 500 мест.
На праздник в Староселье собрались и старосельские партизаны. Плотный Рыбоконь вспоминал о том, как в 1919 году на месте, где растет свекла Демченко, шел бой с белогвардейцами. Село бедняков, шахтеров и грабарей стойко защищало советскую власть.
В Староселье запомнили слова, которые говорил тогда Рыбоконь партизанам:
— На эту землю, политую нашей кровью, будет смотреть вся Советская страна.
Для Демченко наступали решающие дни.
Свекла спасена от морозов, от сорняков и вредителей. Свекла выросла. Теперь остается только хорошо убрать ее и взвесить. И тогда решится вопрос, волнующий весь Советский союз: выполнила или нет Мария Демченко свое обещание, данное товарищу Сталину?
5 октября Мария Демченко выдернула из земли первый корень и взвесила его на руке. Хороший бурячок! Корень послушно лег под нож станка Сторожика. Отточенные конусообразные ножи ровно срезали ему хвостик и головку.
Так звено начало свою последнюю работу на плантации — копку свеклы.
В 1802 году немец Бланкенагель в селе Алябьеве, близ Тулы, построил первый в России сахарный завод. На этом «заводе» рабочие измельчали свеклу простыми ножами и варили сахар в обыкновенных чанах.
В 1935 году на сахарных заводах — мощные турбины, сложнейшая химическая аппаратура, механизированы все процессы, но свеклу до самых последних лет обрабатывали так же, как и при немце Бланкенагеле. Слишком дешев был труд женщин, работавших на свекле. Никому и в голову не приходило улучшить и упростить обработку и уборку свеклы.
И только второй год, как появились на плантациях станки Сторожика, освободившие колхозниц от простого ножа. Этот небольшой, еще далеко несовершенный станок нам дорог как начало будущей механизации всех работ на сахарной свекле.
Звено Марии Демченко первый раз очищало свеклу на станках. Быстро росли кучи очищенной свеклы. Но часто буряки с плантации Демченко были настолько крупны, что не помещались в станок, и их приходилось очищать ножом.
Мария Демченко в дни уборки не уходила с плантации. Мать каждый день приносила ей в поле любимые лепешки. Демченко зорко следила за тем, чтобы не пропал даром ни один корень так дорого доставшейся свеклы. Каждую кучу очищенных корней она бережно покрывала ботвой, защищая их от солнечного света. Теперь уже солнце не нужно! Оно может отнять то, что так долго набирала свекла в земле.
И в это время пришло заманчивое приглашение приехать в Киев на всеукраинский слет женской молодежи.
— В эти дни я не молу покинуть свою плантацию, так как каждый день уборки решает качество моего буряка, а за ним следит вся великая родина, — так сказала тогда Мария Демченко своим подружкам.
Журналисты, художники и фотографы со всех сторон обступили Марию Демченко, когда состоялось первое, пробное взвешивание свеклы. Агрономы определили урожай: не меньше 509 центнеров с гектара. Мария Демченко не скрывала своего счастья. Ей аплодировали, и казалось, что она сама вот-вот захлопает в ладоши своей свекле!
Мария Демченко сопровождала на завод первую автомашину, наполненную ее свеклой.
Демченко, ее бригадир — член правительства Украины товарищ Бурда — и секретарь комсомольской ячейки товарищ Тищенко, стояли впереди, облокотившись на кабину грузовика.
Машина проехала мимо плантации Марины Гнатенко. Здесь тракторные свеклоподъемники глубоко подкапывали корни свеклы. Гнатенко приветствовала Демченко, махая ей только что выкопанной свеклой:
— Сча-а-стли-и-во-о!
В этот день в районе уже знали, что Мария Демченко повезет свеклу. Колхозницы, заметив развевающийся флаг, бежали навстречу и провожали взглядом быстро скрывающуюся в облаке пыли машину. Мария была взволнована.
Рабочие Набутовского сахарного завода вышли встречать Марию Демченко.
Машина остановилась на заводском дворе. Казалось, кузов ее не выдержит напора толпы. Всех интересовало: какая же свекла у Марии Демченко?
Тут же состоялся первый митинг. Марии Демченко преподнесли букет астр. Первый раз в жизни она произнесла вслух перед народом:
— Я выполнила свое обещание товарищу Сталину!
После митинга Мария Демченко осматривала сахарный завод. Она следила за тем, как вода, точно мутный весенний ручей, гонит свеклу в мойку, как на острых ножах свеклорезки превращается свекла в тончайшие полоски. Рабочие завода подробно рассказывали о том, что происходит в огромных котлах и трубах, по которым течет темный сахарный сок.
Сок все время в движении; он переходит из сосуда в сосуд, соединяется с известью, углекислыми и серными газами, которые извлекают из него «несахара». Он течет на фильтры, освобождается от примесей и осадков и снова продолжает свой путь по трубам и мощным чанам. В котлах выпарной станции сок освобождается от воды и сгущается: прозрачным светлым сиропом течет он в вакуум-аппараты, где варится до появления мельчайших искрящихся кристаллов.
Мария Демченко через стекло долго смотрела в вакуум-аппарат на пенящийся и бурлящий сахарный сироп.
Свекла Демченко поступила в химическую лабораторию завода. Химики определяли сахаристость. В кабинете же директора был провозглашен первый тост за Марию Демченко. В бокалы был налит разбавленный водою еще теплый прозрачный сахарный сироп.
Мария Демченко ознакомилась с производством сахара. На столбах у подъездных путей во дворе завода она видела, как тревожно мигает лампочка и кричит сигнальная сирена. Это значит, что недостаточна нагрузка на свеклорежущих станках. Трр... Тррр... — надрывается рожок, и пламенеет лампочка до тех пор, пока водяные струи не принесут новые потоки свеклы.
Неразрывно связаны друг с другом завод и его «сырьевой цех» — тысячи гектаров свекловичных плантаций.
С завода Мария Демченко вернулась на свою плантацию продолжать копку свеклы.
22 октября в пять часов вечера Мария Демченко выкопала последний буряк. Последняя автомашина, нагруженная свеклой, ушла на завод. Мария поцеловалась со своей сестрой Домахой и матерью Александрой Семеновной, которая в этот день помогала своим дочерям закончить копку. Мария пожала руку и секретарю райкома товарищу Ляльченко. Ни одного бурячка не осталось на плантации. Обещание выполнено! Мария Демченко взбежала на пригорок и, первый раз за все время работы, села у сосны Она смотрела на свою опустевшую плантацию. Убрана свекла. Обещание выполнено.
У табора под руководством Тищенко устанавливались столы. На колхозный пир к Марии Демченко пришли бригадиры, звеньевые и девушки, работавшие на свекле. Зажгли керосиновые лампы. Столы были заставлены фруктами, белыми, хорошо выпеченными хлебами и окороками.
Мария Демченко обходила гостей и, как настоящий виночерпий, разливала вино в чарки. На самом почетном месте сидели ее родители.
Мария танцевала со своей подругой Натальей Сомской, когда с сахарного завода передали, что Мария Демченко собрала с гектара 523 центнера и 70 килограммов-. Заиграл оркестр, и Мария закружилась в пляске с еще большей неудержимостью. В эту ночь веселья и радости никто не думал о сне. Такой ночи не было еще никогда в Староселье.
Сегодня же Мария Демченко и Марина Гнатенко должны поехать в ^Москву.
Звено Гнатенко еще не закончило копку свеклы, но уже по предварительным данным было известно, что и Марина Гнатенко выполнила обещание, которое семь месяцев тому назад дала Демченко Сталину.
На рассвете на станции Воронцово-Городище Демченко вместе с Гнатенко села в поезд. Поезд мчал их к Москве.
Утром 24 октября скорый поезд остановился у перрона Киевского вокзала. Всего семь месяцев прошло с тех пор, как никому неизвестная комсомолка, делегатка второго всесоюзного съезда колхозников Мария Демченко, первый раз в жизни с площади того же Киевского вокзала увидела Москву. Теперь же ее и Марину Гнатенко встречали сотни людей. Как со старыми, давнишними знакомыми, как с соратниками по борьбе, встретилась Мария Демченко с представителями редакции газеты «Правда».
Через большевистскую «Правду» Мария Демченко рапортовала товарищу Сталину о том, что она выполнила свое обещание:
«ДОРОГОЙ ТОВАРИЩ СТАЛИН'
На втором всесоюзном съезде колхозников-ударников я обещала вам добиться урожая в 500 центнеров свеклы с гектара. Я счастлива сообщить вам, дорогой Иосиф Виссарионович, что это обещание моим звеном выполнено. Мы сдали Набутовскому сахарному заводу 523 центнера 70 килограммов чистой свеклы с гектара.
Далось это нам конечно не легко. Мешали заморозки, лето было засушливо, портили свеклу вредители. Но упорный и настойчивый труд преодолевает все препятствия. В этом хорошо убедились наши колхозники. Не только мое звено, но и многие другие звенья дали в нынешнем году рекордный урожай.
Обещание, данное мною вам, вождю народа, стало обещанием тысяч колхозниц и колхозников. Сотни звеньев в колхозах нашей Украины уже добились в этом году урожая, приближающегося к 500 центнерам свеклы с гектара.
Мы должны и будем бороться за то, чтобы покончить с низкими урожаями свеклы, за то, чтобы у каждого трудящегося было сахару и всех продуктов вдоволь, чтобы скорее наступила зажиточная жизнь всего нашего народа.
Колхозницы и колхозники, дети и старики моего родного села шлют вам, товарищ Сталин, сердечный привет. Особый привет от колхозниц моего звена: Ярины Ткаченко, Приськи Савченко, Домахи Демченко и нашего бригадира Давида Бурды.
Марич Демченко»
В «Комсомольской правде» было напечатано письмо Марии Демченко ко всем комсомольцам Советского союза.
«ДОРОГОЙ НАШ РУКОВОДИТЕЛЬ ТОВАРИЩ КОСАРЕВ! '
Сообщаю вам, а также всем комсомольцам и всем молодым трудящимся нашей страны, что я, комсомолка, звеньевая колхоза «Коминтерн» Мария Демченко, выполнила комсомольское слово, данное любимому вождю товарищу Сталину.
Есть 523 центнера 70 килограммов свеклы с гектара! Я горжусь, что на мою долю выпала такая высокая честь—выполнить боевое задание, полученное лично от нашего дорогого вождя—Сталина.
Горячий привет вам, товарищ Косарев, и всем комсомольцам Советского союза.
Мария Демченко»
Киевские, винницкие, харьковские, воронежские, курские пятисотницы съезжались в Москву. Там их уже несколько дней ждали Демченко и Гнатенко.
Многие руководители районов только к концу уборки свеклы узнали о том, что и у них отдельные колхозницы выполняют то обещание, которое дала за них всех Мария Демченко товарищу Сталину.
Движение пятисотниц возникло стихийно, как могучий поток, бьющий из самых глубин трудового народа.
«В поле только и слышишь: «Мария Демченко самому Сталину обещала, что пятьсот центнеров с гектара даст. А мы? Разве есть лучше земля, чем у нас в Кузьмине?! Разве люди у нас худшие? И мы дадим пятьсот центнеров!»
Так писали Марии Демченко винницкие колхозницы Христина Байдич и Екатерина Андрощук.
У Христины Байдич сын почти такого же возраста, как Мария Демченко. Эта женщина не сгоряча решила добиваться 500 центнеров. До этого она подолгу беседовала с агрономами, с заведующим хатой-лабораторией. Она как бы взвешивала буряки заранее, чтобы не просчитаться, не осрамить себя перед колхозом.
На свекле Байдич работала всю свою жизнь, но никогда еще вокруг свеклы не было таких разговоров, никогда с таким напряжением не жила она, как в этом году.
Чем больше увеличивались в росте буряки, тем с большим рвением работали пятисотницы.
В середине лета, когда урожай, казалось, был уже отвоеван, вдруг поднялся вихрь. Упали отдельные крупные капли... Зашумели соломенные крыши, мелкой дробью забарабанил град по земле. Град бил непокрытые головы людей, до крови царапал щеки всех, кого застал в открытом поле. Он побил и изранил покров свекловичных листьев.
— Ой буряки, буряки, шо теперь з вами буде?—вырвалось у Христины.
— Ой, сюлько пращ приклали, скiлько удобрения нанесли, а град вибiв нашi буряки!
Христина Байдич первый раз, не стыдясь и не замечая слез, плакала перед людьми.
На плантации, как на поле брани, словно изрешетенная пулями, лежала свекла.
Кузьминские пятисотницы задумались над тем, как спасти им побитую градом свеклу. Заботливо и бережно они подправили каждый корень, «кормили» суперфосфатом и селитрой, чтобы как можно скорей восстановить их силу.
Над своей плантацией пятисотницы вывесили таблицу соревнования с Марией Демченко. Ненавистники срывали ее и замазывали грязью. Были и такие, которые считали необходимым, пройдя мимо пятисотниц, крикнуть им что-нибудь пообидней:
— Вас за эти пятьсот в тюрьму посадят!
И даже муж Христины Байдич не раз боязливо говорил Христине:
— А не посадят ли вас в тюрьму, если не соберете пятьсот центнеров?
Христина Байдич заставляла своего сомневающегося мужа готовить за нее обед, заниматься всей работой, которая раньше считалась только ее, бабьим делом, сама же уходила на плантацию; в дни напряженной работы приводила с собой на работу и мужа.
В разгар уборки на кузьминские плантации приехал товарищ Микоян.
Христя принесла наркому гостинец — огромный, только что вытащенный из земли корень.
Она бережно вручила буряк наркому.
— Полтора килограмма весит. Передайте товарищу Сталину, пусть он посмотрит, чего мы добились своим трудом.
— Слова твои я передам Сталину, буряк же отвезу на сахарный завод,—ответил ей нарком, принимая подарок.
Кончив уборку, пятисотницы подсчитывали квитанции, полученные с приемочного пункта сахарного завода. Христина Прокофьевна Байдич собрала с каждого гектара своей плантации 539 центнеров свеклы, а ее подруга Екатерина Андрощук—531 центнер.
Ехала в Москву и Ганна Швыдко — лятисотница из села Почапинцы Винницкой области. Ее звено собрало 576 центнеров свеклы с гектара!
Ганне как нельзя лучше подходит ее фамилия. Швыдко по-украински означает «быстрая». Разве не быстрая она, Ганна, в семнадцать лет ставшая звеньевой?
Незаметной, скромной девушкой была Ганна. Колхозники считали, что она умеет только наряжаться и веселиться в праздники. Как и другие девушки в Почапинцах, она летом работала на свекле. Но весной 1935 года комсомольская организация выдвинула ее, сделала звеньевой. Неловко чувствовала себя первое время Ганна! Все колхозницы ее звена были намного старше своей звеньевой. Например, Мария Клешин. Ей уже около семидесяти лет.
Над Ганной Швыдко смеялись, так же, как и над Данилой Штолимом. Их не хотели признавать звеньевыми: ее за молодость, а его за то, что «не мужское это дело — на свекле работать!»
И вот эти двое, которых не хотели «признавать» звеньевыми, как только узнали об обещании Марии Демченко, решили, что со своих плантаций они соберут не меньше, чем по 500 центнеров свеклы с гектара.
Старухи сердились на Ганну. Им было обидно, что девчонка, сама как следует не поработавшая на буряках, стала учить их, состарившихся на свекле.
Приближаясь к Москве, Швыдко вплетает в свои косы узенькую красную ленточку.
Многие из пятисотниц в первый раз покинули свои села и ехали по железной дороге. На поворотах они высовывались из окон вагона и с удивлением смотрели на длинный хвост поезда, который вез их к Москве.
Ганна Концибер, звеньевая колхоза «Червона зiрка» Миргородского района, прислушивалась к непривычному для нее стуку колес.
Так же как и Мария Демченко, ровно в пять часов 22 октября закончила она копать буряки. Двенадцать раз прошла она за лето цапкой свои рядки, разглаживала листья ботвы, пригибала их к земле так, чтобы они помогали сохранить влагу.
Ганна Концибер спешила домой. «Наконец-то закончена работа и можно взяться за домашние дела», думала она. Ганна заправляла фитиль в лампе, когда в хату вошли люди и принесли ей весть: на сахарном заводе только что взвесили ее буряк. Она собрала 595 центнеров с гектара!
* * *
Каждый день газеты сообщали о новых рекордах пятисотниц. «Самый высокий урожай свеклы в Советском союзе», — так писали про Ганну Швыдко, так писали про Ганну Концибер и других.
Колхозница Харьковской области Марина Глоба везла с собой в Москву химический анализ своей свеклы. Она, правда, добилась всего 503 центнеров с гектара, но зато эти 503 центнера дадут больше 600 пудов сахара. Мария Глоба добилась наивысшей сахаристости свеклы в Союзе — 21 процента.
Перед самым отъездом пятисотниц в Москву стало известно, что наивысший урожай получила шестидесятипятилетняя звеньевая Анна Денисовна Кошевая, колхозница Киевской области. Она собрала 631 центнер с гектара!
Поезда везли пятисотниц в Москву. Эти женщины на своих плантациях с помощью хат-лабораторий добились небывалых урожаев.
Были случаи, когда враги в коробочках и бутылках тайком приносили на плантации жучков-долгоносиков, рассыпали их по свежей листве свеклы.
Не раз замечали пятисотницы, что кто-то топчет их свеклу, вырывает неокрепшие корни. Вместе с личинками мотыльков над всходами свеклы носился рой мелких предательств, насмешек. Враги пытались сделать все, лишь бы доказать, что нельзя заставить землю дать урожай, который решила получить «проклятая богом» Мария Демченко.
Чем больше увеличивались в росте буряки, тем больше разгорались вокруг них страсти, тем с большим рвением, с большим сердцем работали пятисотницы. Работа стала их жизнью, она заполнила дни, разговоры и мысли.
Свою победу они упорно и настойчиво добывали в борьбе с природой, которая то подсушивала землю, скупилась на влагу, то градом, как ногами, топтала свеклу.
Поливали розсiвали,
Як дитину оглядали,
Глянешь—гичка зеленiе,
Наше сердце веселiе...—
так пели пятисотницы. '
И неслучайно, рассказывая о своих победах, они так часто, наряду с словами «свекла», «суперфосфат», «плантация» произносили слово «сердце».
— Бурячок наш лежав коло самого сердца!
И за них всех, только начинающих жизнь, как Гаина Швыдко, и изнуренных прежних непосильным трудом, как высокая старуха Ганна Кошевая, сказала Мария Демченко в своем «ответе колхозницам районов свеклосеяния».
«Я обыкновенная колхозница, в чудеса не верю и чудес не творю, а только честно, по-настоящему, как полагается нам, работаю и труд колхозный душой понимаю, отношусь к нему с большим уважением.
И вот еще скажу вам, друзья мои: свекла — такое дело, что без науки не даст большого роста и будет иметь мало сахара. Работайте преданно на благо ваших же колхозов, имейте вкус к агрономической науке, и дело ваше будет верное».
Одиннадцать дней гостили пятисотницы в Москве.
В разукрашенных красными лентами машинах их возили по московским улицам и площадям, им показывали музеи и театры, заводы и метро. Они познакомились со стахановцами московских предприятий. Они посетили и тех, с кем им пришлось встречаться летом на свекловичных плантациях, — наркома пищевой промышленности товарища Микояна и начальника Свекловичного управления Наркомзема СССР товарища Скалыгу.
Каждый день в свое общежитие на Чистых прудах они приносили новые подарки и новые впечатления.
— За царя Миколки ми такого не бачили, нас сюда не допускали, нi нас, нi дiтей наших, — говорила бабка Кошевая.
Марию Демченко прохожие не раз останавливали на улице, пионерки хватали за рукава новой шубы. Спрашивали:
— Так это ты Мария Демченко?!
И всем им Демченко отвечала на своем родном певучем языке:
— Хiба ж не я?
В одной из небольших комнат общежития помещалось звено Демченко. Только одна сестра ее Домаха по болезни осталась в Староселье.
6 октября утром Мария не поехала вместе с другими пятисотницами на экскурсию в Планетарий. Она осталась писать письма своим родным.
В первом письме, адресованном брату — Иосифу Демченко, красноармейцу мото-мехчасти, Мария писала:
«ЗДРАВСТВУЙ, МОЙ ДОРОГОЙ БРАТ!
Только теперь у меня есть время, чтобы написать тебе письмо.
Брат, я сейчас в Москве, приехала 24 октября, и мои девчата со мной, которые у меня работали. Девчата приехали позже меня — 3 ноября.
Меня очень хорошо и тепло здесь встретили; все уважают и любят меня за то, что я выполнила свое обещание Иосифу Виссарионовичу Сталину. Это для меня большая радость.
Хоть и очень трудно было мне выполнить 500 центнеров, однако все трудности я поборола и выполнила 523 центнера и 70 килограммов. Чтобы добиться этого, я расставила силы, овладела агронаукой и свое слово, данное товарищу Сталину, выполнила.
Мне было очень трудно, потому что у нас долго не было дождей и я пять раз за лето поливала и девять раз мотыжила буряки. Кроме того —вносила удобрения. Теперь я очень рада, что свое обещание, данное Иосифу Виссарионовичу Сталину, я выполнила с честью.
За мною пошли десятки и сотни лучших колхозниц, которые также дали по 500 центнеров с гектара и больше; они приехали вместе со мною в Москву праздновать восемнадцатую годовщину Октября. Все это мне очень радостно переживать, потому что я выполнила свое слово, а если бы не выполнила, то все б кричали, что большевики слова на ветер бросают. Но мы умеем доказать на деле!
А помнишь, брат, когда мы были с тобой еще маленькими... Тогда я еще не знала, что у меня будут такие достижения, что я в жизни такая счастливая, что обо мне знает сейчас вся страна, даже больше — и за границей, в Америке, знают обо мне! Так радостно стало мне жить на свете, потому что меня сейчас все уважают и все любят. Однако я бы хотела, чтоб все мы такие были, чтобы не я одна, а десятки и сотни таких были.
Мне в Москве дали стахановский значок. Я сдала нормы на ворошиловского стрелка и на ГТО.
А теперь, брат, я хочу учиться на агронома. Мы теперь своим трудом завоевали себе большой авторитет, а теперь пойдем учиться, чтобы увеличить свои знания.
Мне бы хотелось, брат, чтобы и ты также работал и вокруг тебя все твои товарищи, чтобы и ты учился, потому что маленькими мы не учились, так как не было возможности учиться за кулацкими работами. Но мы кулаков разгромили и все взяли в свои руки. Теперь наша власть над всем, а они от зависти с ума сходят. Передай от меня привет твоим командирам и всем красноармейцам, защищающим нашу социалистическую родину.
Мария Демченко»
Второе письмо, написанное в этот же день, Мария послала домой, в село Староселье;
«Письмо от вашей дочери, Марии Софроновны Демченко, к отцу и матери, брату и сестре.
Шлю вам привет из Москвы! Передайте привет Софье Прокофьевне Клименко и всем остальным.
Я жива и здорова. Мне здесь очень хорошо. Меня хорошо встретили. Я уже побывала на фабриках и заводах. Мне надарили много хороших подарков. Вместе с нами здесь товарищ Ляльченко, девчата и все, приехавшие вместе со мною. Кроме нас сюда приехало много пятисотниц из других областей и районов.
Сейчас мы ждем приема. Поедем к товарищу Сталину.
Для вас я здесь кое-что купила в подарок. Я бываю на больших собраниях и всюду меня хорошо встречают, говорят: «А, это ты Мария!», выбирают меня в президиум. А когда прохожу по улице, то и дети и взрослые говорят: «Вот героиня идет!»
Напишите мне, как вы празднуете восемнадцатую годовщину Октября; напишите, копают ли колодезь и как там у вас дома?
Сейчас я немножко приболела, так ко мне целую дюжину докторов прислали. Вы, наверное, засмеетесь, когда прочитаете, потому что завтра я буду совсем здорова. Домой ожидайте меня числа пятнадцатого. Зарежьте к моему приезду кабана.
Еще раз хочу сказать вам, чтобы вы не обижались. Здесь нас всюду очень хорошо встречают и разговаривают с нами, поздравляют с выполнением обязательств. Так что времени совсем нет, и только сейчас у меня нашлась свободная минутка написать вам письмо и сказать, что очень хочется скорей увидеться и поговорить с товарищем Сталиным.
С тем и до свидания.
Ваша дочь Мария Демченко»
После того как Мария Демченко написала свои письма, она прилегла на постель. Это были немногие часы за последнее время, когда ей удалось остаться одной. В голове одна и та же беспокойная мысль: пошлют ее учиться или нет?- Мария спрашивала об этом и у корреспондентов, и у наркомов.
— Я уже свое доказала. Теперь сотни девчат будут пятисотницами и шестисотницами, а мне надо учиться, — говорила она тише обыкновенного, вроде как по секрету, Григорию Ивановичу Петровскому.
И хотя всюду уверяли Демченко, что она обязательно будет учиться, она не переставала беспокоиться.
Несколько лет тому назад Демченко завидовала своим подругам, которые учились на рабфаке. Теперь желание стать грамотной, знающей, культурной стало ее страстью.
Мария Демченко знала, что на нее смотрит вся страна. Она читала в газетах статьи о том, что она, «молодая украинская девушка, типичный характер женщины нашей родины». И она смотрела сама на себя, чувствуя, что и в дальнейшем ей нужно показывать пример «своим подружкам». Она радовалась подаркам, патефону с пластинками, душилась лучшими духами, выбирала в магазине яркий галстух и одновременно думала о том, как хорошо бы скорей, не теряя ни минуты, начать заниматься, овладевать знаниями.
«Только тогда,—думала Мария Демченко,— я буду действительно достойна три Марии Демченко, о которой сейчас так много пишут и говорят».
Мария Демченко слушала рассказ своих девчат о том, как бабка Кошевая вскрикнула от изумления на весь цирк, когда перед самым ее носом конь поднялся на дыбы и стал хлопать металлическими тарелками, привязанными к его передним ногам, а сама обдумывала, о чем будет говорить с товарищем Сталиным. Она представляла себе, как снова встретится с ним, пожмет ему руку, В такие минуты она становилась возбужденной и веселой. И в небольшой комнате общежития Наркомзема Мария Демченко начинала петь свои любимые песни, те, что пела на плантации у реки Ольшанки. Ей подпевали и Приська Савченко и Ярина Ткаченко и Марина Гнатенко.
В один из московских вечеров, когда пятисотницы вернулись после обеда в общежитие и отдыхали, разнеслось по комнатам: «Сейчас поедем в Кремль!»
Быстро замелькали пестрые джемпера винницких колхозниц, белые шелковые платки киевских пятисотниц, и через несколько минут колонна легковых машин через Спасские ворота вошла в Кремль.
Весь мир знает об этой исторической встрече руководителей партии и правительства с героями труда. Мария Демченко в своей статье бесхитростно рассказала о ней миллионам читателей «Правды». Вот эта статья:
«К нам вышли товарищи Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Калинин, Орджоникидзе, Микоян...
Товарищ Сталин стоял среди своих помощников веселый, махал нам рукой (вот так!) и внимательно, очень внимательно и как-то особенно приветно оглядывал колхозников.
Когда аплодисменты утихли, он посмотрел на меня и проговорил:
— Ну, что же, товарищ Демченко, рассказывай...
Стала я говорить. Рассказала о прежнем времени, о том, как работали мы раньше и как взяла я на себя обязательство вырастить на гектаре пятьсот центнеров. Все рассказала. Товарищи Ворошилов, Каганович спросили, сколько я получу за трудодни сахара. Сказала.
Они смеются:
— Куда же тебе, Демченко, столько сахару?
А я: — Вот приедете ко мне в гости, чай будете пить!
Все расхохотались.
Я смотрю на товарища Сталина — как он слушает, и по лицу его вижу, что он не пропускает мимо ушей ни одного слова: то улыбается, то задумывается, то головой вот так: дескать, правильно!
После колхозниц стал говорить он сам. Вся его речь, каждое его слово так мне легли в память, что не забыть мне их никогда.
— Перед трудоднями, — сказал он, — все равны: и мужчины, и женщины.
Сказал, и вспомнился мне наш колхоз, наша бригада, мое звено. Да, да, труд уравнял нас в правах, перед трудоднем все мы равны: и мужья, и жены, и деды, и бабки. И оттого никогда не вернуться старому, когда женщина была рабой.
Сказал он еще так:
— Пятьдесят шесть лет живу на свете, но таких героинь, как вы, не видал!
Под конец своей речи он посмотрел на своих соратников и проговорил:
— Ну, что же им? Немножко подумал и добавил: — Надо им дать ордена.
Замерло сердце. Неужели такое нам счастье, что не только мы видели товарища Сталина, не только разговаривали с ним, но и получаем от него награду, выше которой нет!
Потом мы фотографировались. От счастья я так расхрабрилась, что подошла к нему и попросила сняться отдельно с моим звеном.
Когда мы уже снялись, подошел, сказал:
— А знаешь, товарищ Демченко, приезжали ко мне товарищи с Украины, говорили: «Никогда у Демченко не будет пятьсот центнеров». А я им ответил: «Посмотрим...»
Я говорю:
— Товарищ Сталин, свое обязательство я выполнила. Хочу, чтобы вы мне дали какое-нибудь новое задание.
Он чуточку подумал, сказал: — Учиться хочешь?
— Так хочу, что и рассказать не умею.
Он повернулся к своим соратникам, говорит:
— А знаете, товарищи, Демченко на учебу идет. Агрономом будет!
Тут мы с ним попрощались, пожелал он мне всяких новых удач, крепко пожал руку».
Это была незабываемая ночь! После беседы с товарищем Сталиным пятисот-ницы не могли уснуть. Полные впечатлений, они
молча сидели на своих кроватях. Они вспоминали всю свою жизнь. У многих на глазах выступали слезы. Только что перед ними прозвучали незабываемые слова вождя:
«...В самом деле, если подумать, что представляли собой женщины раньше, в старое время? Пока женщина была в девушках, она считалась, так сказать, последней из трудящихся. Работала она на отца, работала не покладая рук, и отец еще попрекал: «Я тебя кормлю». Когда она становилась замужней, она работала на мужа, работала так, как ее заставлял работать муж, и муж же ее опять попрекал: «Я тебя кормлю». Ж^щи-на в деревне была последней из трудящихся. Понятно, что в таких условиях героини труда среди женщин-крестьянок не могли появиться. Труд считался тогда проклятием для женщины, и она его избегала всячески».
В эту ночь пятисотницы — лучшие женщины нашей страны — вспоминали прошлое.
Бабка Кошевая рассказывала, как работала она на помещичьих плантациях.
Христина Байдич рассказывала о своей матери, которая искала правду—почему женщине на белом свете живется труднее всех? Она вспоминала жалостное лицо матери, когда та надорвалась в работе, пролежала целый месяц в постели
и умерла.
«Зачем ты родилась девкой? — бывало говорит мать. — Поганая наша бабья доля. Твоя доля будет крутой!»
В село приезжали приказчики, управляющие имениями, угощали девушек «цукерками» и раздавали яркие ленты, заманивая к себе на работу. За каждую завербованную девушку приказчик получал от хозяина пятьдесят копеек. В имениях их встречал местечковый оркестр. Но за леденцами и лентами начинались тяжелые дни — работали по шестнадцати и по восемнадцати часов в сутки и получали за это копейки. Спали вповалку на нарах.
Только на один день девушки выходили из повиновения приказчиков. Самую молоденькую они выбирали в невесты, надевали ей марлевый кокошник и убирали ее цветами. Невеста должна была изображать мертвую. Она неподвижно лежала на досках, вокруг же сидели девушки и часами в протяжных песнях оплакивали ее судьбу, судьбу девушек, оторванных от родного дома и гнущих спины на чужой земле. Плача над невестой, девушки плакали о своей подневолыцине, подслащенной леденцами.
В эту ночь говорили о прошлом, настоящем и будущем. О том, как раньше их уделом на всю жизнь были бы горшки и ухват; о том, как таскали за косы, били сапогами, ведром и кулаками мужья своих жен; о женщинах у которых ломилась спина от работы вплоть до самых родов.
В эту же, сегодняшнюю ночь они не могли заснуть от радостного сознания того, как высоко поднял товарищ Сталин женщину нашей страны:
«Только колхозная жизнь могла сделать труд делом почета, только она могла породить настоящих героинь-женщин в деревне. Только колхозная жизнь могла уничтожить неравенство и поставить женщину на ноги. Это вы сами хорошо знаете. Колхоз ввел трудодень. А что такое трудодень? Перед трудоднем все равны—и мужчины, и женщины. Кто больше трудодней выработал, тот больше и заработал. Тут уж ни отец, ни муж попрекать женщину не может, что он ее кормит. Теперь женщина, если она грудится и у нее есть трудодни, она сама себе хозяйка. Я помню, на втором колхозном съезде вел беседу с несколькими товарищами женщинами. Одна из них, из Северного края, говорила:
— Года два назад никто ко мне на двор из женихов заглядывать не хотел. Бесприданница! Теперь у меня пятьсот трудодней. И что же? Отбою нет от женихов, хотят, говорят, жениться, а я еще посмотрю, сама выбирать буду женишков.
Трудоднями колхоз освободил женщину и сделал ее самостоятельной. Она теперь работает уже не на отца, пока она в девушках, не на мужа, когда она замужем, а прежде всего на себя работает. Вот это и значит освобождение женщины-крестьянки, это и значит колхозный строй, который делает женщину трудовую равной всякому мужчине трудовому. Только на этой базе, в этих условиях могли появиться такие великолепные женщины».
Мария Демченко, «главная виновница» (так назвал ее товарищ Молотов), получила от вождя новое задание — быть агрономом. Она никогда не расстанется со свеклой, будет создавать новые, изумительные сорта, добиваться получения наибольшей сахаристости.
В Москве она узнала о том, что один из академиков нашел дикую свеклу, которая дает 31 процент сахаристости. Маоия Демченко мечтала о такой свекле.
— Мы засыплем страну сахаром, — сказала Мария Демченко на приеме в Кремле. И эта «угроза» будет осуществлена. Придется поднатужиться старым сахарным заводам, оставленным нам в наследство от графов Бобринских, Бродских и других сахарозаводчиков. Старые заводики и новые гиганты должны будутв переработать в сахар умноженные урожаи свеклы.
Полгода тому назад Мария Демченко одна обещала товарищу Сталину поднять урожайность свеклы до 500 центнеров с гектара, а выполнили и перевыполнили ее обещание десятки колхозниц и еще выполнят тысячи и десятки тысяч. Настоящие и будущие пятисотницы и шестисотницы выполнят свою «угрозу» — засыплют страну сахаром!
Наступало ноябрьское утро. Репродукторы разносили весть о том, что пятисотницы награждены орденами Ленина и орденами Трудового красного знамени. Марии Демченко кроме того правительство выразило благодарность «за проявленный ею почин в деле организации соревнования за высокий урожай по свекле».
Многие из пятисотниц так и не заснули в эту ночь. Тех же, кто спал, ожидало счастливое пробуждение. Ганна Швыдко забралась на кровать к Кошевой и читала ей отчет о вчерашнем приеме в Кремле. Она несколько раз перечитывала ей место, где приводилась речь Кошевой:
«Вот говорит Кошевая Анна Денисовна. Ей шестьдесят три года. Тихо, спокойно, обычно говорит она о совершенно необычных делах, об исключительных достижениях.
— Что ж долго рассказывать. — заявляет она, — о том, как работали. Мы работали, как полагается. Вот и все. Конечно у нас были в прошлом маленькие урожаи, и мы добились теперь больших. Но в колхозах это всем доступно, и все должны работать как следует».
— Так и написано?—переспрашивала Кошевая.
Подруги долго читали газеты. На их адрес в Москву уже приходили десятки телеграмм, их подзывали к телефону. Был слышен раздающийся на все общежитие голос курской колхозницы Дадыкиной. Она кричала в трубку о гом, как принимал их вчера товарищ Сталин. Она просила секретаря райкома передать привет"своей матери. Междугородняя телефонная станция соединяла телефон общежития Наркомзема с областными центрами, с районами, с сельсоветами.
11 ноября 1935 года двадцать две пятисотницы были награждены правительством орденами Ленина и семь — орденами Трудового красного знамени.
Через несколько дней Москва провожала пятисотниц.
— Если в будущем году нужно будет собрать всех пятисотниц, в Москве не найдется здания, которое смогло бы нас вместить, — говорила Марина Гнатенко.
Со словами Сталина в думах и сердцах, с орденом Ленина на груди, овеянные славой, возвращались героини труда в свои колхозы, на всю жизнь запомнив все, что видели и слышали они в чудеснейшем городе мира.
Своих орденоносок с нетерпением ждали дома мужья, матери, подруги и дети. Их приветствовала вся колхозная земля.
В Киеве Марию Демченко, Марину Гнатенко и Анну Денисовну Кошевую встречали члены правительства и старейшие рабочие-арсенальцы. На вокзальной площади Демченко подняла руку и сказала громко, так, что ее слышали даже на самом конце площади:
— Вот самая старшая среди нас—пятисотница бабуся Кошевая. Ей шестьдесят три года, а она собрала с гектара шестьсот тридцать один центнер свеклы.
К приезду дочери Софрон Демченко заколол кабанца. Бухгалтер колхоза подсчитал доходы возвращающихся орденоносок; сестры Демченко, кроме денег, заработали 128 пудов хлеба и 15 пудов сахара; семье Марины Гнатенко, заработавшей 989 трудодней, кроме денег, причитается 247 пудов хлеба и 13 пудов сахара.
Старосельский архитектор-самоучка колхозник Онищенко, после того как прочитал в газетах постановление Наркомзема о постройке хаты отцу Марии Демченко, приступил к составлению нового проекта.
Ночью на станции Воронцове-Городище на минуту остановился поезд Киев — Минеральные воды. Сотни рук потянулись навстречу Демченко и Гнатенко. На станции тысячи людей; над их головами были подняты факелы. Сотрудники опытной Млеевской станции забросали героинь живыми цветами. Чтобы закрепить дружбу со старосельскими колхозниками, они обещали обсадить плодовыми деревьями все дороги, ведущие в Староселье.
Колхозники из соседних районов на собственных грузовых машинах приехали встречать орденоносок.
Здесь же, у станции, при свете факелов открылся митинг. Молодые девчата взбирались на помост и торжественно обещали в будущем году собрать по 500 и по 550 центнеров свеклы с гектара.
Они говорили о свекле, и как бы в такт словам было слышно равномерное дыхание водокачки на пруду рядом со станцией. Водокачка дает воду песочному и рафинадному заводам имени Пятакова. Рабочие-сахарники вышли встречать Марию Демченко. Даже в воздухе, пахнущем жомом, чувствовалось, что здесь люди добывают сахар.
По дороге в Староселье, навстречу наступающему утру, на машинах и подводах двинулись сотни людей.
Утром все село ждало, пока проснутся отдыхающие после дороги Демченко и Гнатенко. Задолго до их пробуждения колхозники заняли места в недавно отстроенном клубе.
Перекидываясь с собравшимися соседями веселыми словечками и улыбками, Мария Демченко вошла в зал. Ведь здесь девчата, с которыми в свое время она пасла скот, гуляла, а после работала на буряках.
И она начала свою речь:
— Орден легко не дается. Мы его получили не за карие очи, не за черные брови. Каждая из вас, мои подружки, может получить такую же награду, если будет работать, как учит нас товарищ Сталин.
И в ответ ей старосельские бандуристы грянули песню:
Над ланами солнце сходить.
Роса ноги мне
Дружно линка выступае
Демченко Марii
—Поспiшаймо, подруженьки,—
Шкiдник наступае:
Крузка, гусiнь, метелика
Урожай збавляють,
Але дарма, не так просто
Демченко здолати,
Слово Сталину давала —
«3 га П'ятьсот зiбрати».
Ось i лiто
вже минае.
А дощу немае!
Ланка з рiчки воду носить —
Рядки поливае.
Росте буряк, росте буйно,
П'ятьсот набирае...
Ой чи чули старi люди
За такi врожаi?
Летить звiстка
зi Набутова.
«3 га П'ятьсот зiбрала
Ланка Демченко Марii,
Шо славу дiстала».
Слово Демченко Марii —
Бiльшовицьке слово...
Воля Демченко Марii —
Бiльшовицька воля!
Те, кто, может быть, еще так недавно не доверял Марии Демченко, теперь славили ее песней.
* * *
Свежее морозное утро. В новом клубе идет заседание колхозного комитета комсомола. Воодушевленные примером своих героинь, старосельские девушки подавали заявления о встудлении в комсомол. С каждой вступающей Мария Демченко — член комитета — говорила по-деловому. Так же как она за столом президиума второго всесоюзного съезда колхозников-ударников дала обещание Сталину, так и ей за столом хаты-лаборатории ее односельчанки, волнуясь и задумываясь, обещали добиться 500 центнеров. Произносили «500» и сразу же добавляли:
— Пятьсот пятьдесят!
Мария Демченко ушла с собрания, когда над селом простерлось необъятное глубокое звездное небо...
* * *
30 августа 1935 года, в XXI Международный юношеский день, вечером, когда Мария Демченко возвращалась с плантации и размышляла о том, как помочь cвоей свекле, увядающей под палящими лучами солнца, на другом конце Украины забойщик Алексей Стаханов спускался в шахту. Не прошло и суток, как на весь мир прозвучали удары его отбойного молотка.
Так же как Алексей Стаханов, перекрыв все существующие технические нормы больше чем в десять раз, стал родоначальником великого всенародного движения за высокую производитель ность труда, так и Мария Демченко, получив 500 с лишним центнеров свеклы с гектара, стала «запевалой» исторического движения миллионов колхозников за высокую урожайность
«Взять, например, Марию Демченко, всем известную пятисотницу по свекле, — сказал товарищ Сталин в своей речи на первом всесоюзном со вещании стахановцев, — она добилась урожая свеклы на гектар 500 и больше центнеров. Можно ли это достижение сделать нормой урожайности для всего свекловичного хозяйства скажем на Украине? Нет, нельзя. Рано пока говорить об этом. Мария Демченко добилась 500 и больше центнеров на 1 гектар, а средний урожай по свекле, например на Украине, в этом году составляет 130—132 центнера на гектар. Разница, как видите, не маленькая Можно ли дать норму для урожайности по свекле в 400 и 300 центнеров? Все знатоки дела говорят, что нельзя этого делать, пока что очевидно, что придется дать норму по урожайности на гектар по Украине на 1936 год в 200— 250 центнеров. А норма эта не маленькая, так как в случае ее выполнения она могла бы дать нам вдвое больше сахара, чем в 1935 году»
В киевских, харьковских, винницких, курских воронежских кояхозах и МТС, в обкомах партии, в свекловичных управлениях начался новый поход за высокий урожай свеклы.
Разве есть сейчас девушка на Украине, которая не мечтала бы о 500 центнерах свеклы с гектара? Разве есть сейчас на Украине хоть один старик или старуха, не верящие в то, что земля может дать такой урожай? Разве женщины, награжденные орденами, понесшие в глубь страны свои рассказы о том, что видели и слышали они в Москве, не будут стараться превысить свои собственные рекорды?
Бабка Кошевая вошла в еще больший азарт. Она хочет стать семисотницей. Вместе с бабушкой Кошевой армия людей, готовится во что бы то ни стало добиться если не 700, то по крайней мере 250 центнеров, но не в одном звене, не в одном колхозе, а во всем районе, во всей области.
Маститые профессора и авторы популярных брошюр пересматривают свои прежние труды. Они срочно вносят в них поправки, которые сделали самые настойчивые из корректоров — героини колхозного труда.
Своим трудом пягисотницы опровергли их прежние данные, рассчитанные на низкую урожайность свеклы.
Тысячи девушек, знавшие раньше только то, что летом придется им снова копаться в земле, во время зимы на сотнях курсов изучали опыт Марии Демченко и других пятисотниц, изучали агроправила ухода за свеклой. Эти агроправила создали первые пятисотницы. Старые нормы высева были рассчитаны на 70 тысяч корней на гектар, Марина же Гнатенко вырастила 110 тысяч корней на одном гектаре.
Тысячи колхозниц закончили курсы. Все они должны быть искусными мастерами свекловодства.
Пусть сегодня еще малограмотны наши героини, но зато какие чудеса производительного труда показали они, переделывающие облик земли, переделывающие самих себя.
Эти великолепные женщины — хозяйки своей социалистической страны, выдвинутые колхозным строем, бесстрашные, как летчики, настойчивые, как туркменские конники, беззаветно преданные социалистической родине, — «показывают миллионным массам колхозников, как надо работать, что нужно для того, чтобы превратить наши поля в неиссякаемый источник колхозного изобилия» (П.Постышев).
Мария Демченко стала старше всего на несколько месяцев. Но как далеко вперед ушла она за это время!
От той девушки, которая в феврале 1935 года впервые приехала в Москву на второй всесоюзный слет колхозников-ударников, Мария Демченко ушла вперед и потому, что сама хорошо поняла значение того, что сделала на свекловичных полях.
Мария Демченко стала студенткой Киевского сельскохозяйственного института. Ее мечта сбылась — она учится, ее консультируют лучшие профессора. Они продолжают то, что начал сельский учитель комсомолец Клименко.
На том месте, где Мария Демченко собрала свой урожай, у соснового леса будет воздвигнута мраморная доска.
Имя Марии Демченко будет высечено на мраморе рядом с именем Марины Гнатенко, первой последовавшей ее примеру, рядом с именами тех, кто работал в звене Демченко.
Ирина Ткаченко, после того как Мария Демченко уехала в Киев учиться, стала звеньевой. Звено так и будет называться звеном Марии Демченко.
Летом студентка Демченко снова будет работать в своем звене, бороться с сорняками, чтобы догнать Анну Денисовну Кошевую, а над свеклой попрежнему будут колыхаться, как боевые знамена, скромные красные флажки пятисотниц.