Звонкая, спокойная мелодия возникает неожиданно...
В переливах льющихся звуков, неповторимая хрустальная чистота. Так раздвигаются стены и чудесная игра переносит посетителей Карело-Финского павильона Всесоюзной Сельскохозяйственной Выставки в страну озер и "зеленого золота".
Взоры всех присутствующих невольно устремляются к торцевой стене, где на фоне огромного панно, изображающего осенний Карельский лесной пейзаж, залитый багрянцем, на пне сидит величавый, вдохновенный старец.
На его коленях лежит инструмент, напоминающий гусли. Это и есть народный карело-финский инструмент - кантеле.
Хотя руки старика и не касаются кантеле, но невольно кажется, что он трогает своими тонкими пальцами певучие струны.
Чудесные звуки воспроизводит скрытый магнитофон, но созданная иллюзия настолько велика, что всем кажется, что это именно задумчивый дед, созданный скульптором, играет на кантеле.
Дивные солнечные звуки народной мелодии притягивают нас к фигуре,названной "Рунопевец". Он мудр, этот величавый старец,| слившийся с природой. Во всем его облике могучая сила. Лицо его озарено улыбкой.
Он славит свою родную землю, создавшую бессмертный народи* эпос - руны "Калевалы".
Скульптор, следуя "Калевале", помня о том, какое сильное воздействие оказывает звучание кантеле на окружающую природу, изобразил у ног певца белочку, а на постаменте лису,вышедшую из леса, глазастого филина, зайца и даже большую щуку, покинувшую прохладную воду.
"Рунопевец" напоминает нам героя "Калевали" - Вяйнаменена -создателя кантеле.
Все, как есть, лесные звери,
Когти подобрав, расселись,
Чтобы кантеле послушать
И, ликуя, восторгаться.
Рунопевец славит великий беззаветный, всепобеждающий труд и напоминает нам о том, как герои Калевалы из поколения в поколение, веря в силу труда, стремились к счастью, к "Сампо" -к чудесной мельнице - самомолке, "которая производит все вдоволь и освобождает народ от непосильного труда".
Древние напевы сливаются в образе "Рунопевца" и с новыми рунами песнопевцев наших дней, славящих советское "Сампо". В "Рунопевце" ярко выражена идея народного эпоса. Люди подолгу стоят здесь, вглядываются, смотрят то издалека, то подходят вплотную. И всех прежде всего поражает, что эта большая фигура - высечена из дерева.
С уважением читают они на небольшой этикетке фамилию автора - С.Т. Коненков.
Всю свою долгую творческую жизнь шел Сергей Тимофеевич Коненков к созданию таких произведений, как "Рунопевец". С детских лет понимал он гул леса и всегда всеми своими корнями был неразрывно связан с родной деревней под Ельней, затерявшейся в глуши смоленских еловых и сосновых лесов.
Как известно, Коненков был первым русским скульптором, который раскрыл живую душу дерева. Под его рукой ожили таинственные сказочные лесовики — Старичок-кленовичок и Старичок-полевичок, фантастическая "Жар-птица" и "Сова-ведьма".
Уже давно Коненкова волновали образы творцов устного народного творчества, из поколения в поколение передающих мудрость и поэзию народа. Как очарованный, не раз слушал он задушенные сказки, которые пел мягким и высоким тенором Иван Трифонович Рябинин - сын русского сказителя Трифона Рябинина, родом недалеко от Кижей, на побережье Онежского озера.
В 1915 году в Москву приехала с Севера крошечная, сморщенная старушка Мария Дмитриевна Кривополенова. Ей шел восьмой десяток. Долгие годы побиралась она с протянутой рукой на одной из пристаней реки Пинеги. Неграмотная старушка знала наизусть тысячи строк былин о русских богатырях, народные сказы и сказки. Она тогда заворожила Москву.
Лесная старушка исполняла свои сказы вначале степенно, а потом ее охватывало волнение, передававшееся слушателям. Она требовала, чтобы публика ей подпевала.
Коненков пригласил Кривополенову к себе в мастерскую.
Вот как рассказывала тогда сказительница об этой встрече: — Ну и мастер! Тела делает. Кругом тела лежат. Взял глину, давай тяпать, да сразу ухо мое, уж вижу, что мое. В час какой нибудь и вся я тут готова!
Коненков запечатлел образ выдающейся русской сказительницы. Покрытая платочком, вся в морщинках, смотрит она на зрителей искрящимся, чуть лукавым взглядом.
И еще одна работа скульптора была навеяна образом Кривополеновой. Это - "Вещая старушка". Она изображена с узелком и посохом в руке.
Любопытная история произошла с этой работой. На деревянной скульптуре "Вещей старушки" зимой выросли три гриба. Коненков сфотографировал "Вещую старушку", а потом срезал грибы и загипсовал их на память...
Обдумывая "Рунопевца", Коненков вспоминал о своих встречах с людьми Севера и вчитывался в страницы "Калевалы", в величавый строй ее стихов, вспоминал сказки Пушкина и русские былины. Он знал, что прежде чем приступить к работе, ему необходимо побывать "на земле Калевалы".
...Коненков вылетел в Петрозаводск. Оказалось, что столица Карело-Финской республики не так уж далека от Москвы - всего четыре летных часа.
Когда Сергея Тимофеевича спрашивают,давно ли он стал летать,-он всегда отвечает:
- С детства.
И тут же добавляет:
- На коврах-самолетах.
Просторы республики, не только ее нехоженые тропы, но и великолепные асфальтовые шоссе, берега ее чистых озер, стали неразрывной частью его мастерской.
В первый же свой приезд седобородый скульптор исколесил республику; останавливался в деревнях и на лесопунктах. Шел пешком; на лодке подплывал к безлюдным островам; с наслаждением опускал руку по локоть в прохладную воду. Взбирался на валуны и скалы, на которых росли вековые сосны.
Скульптор изучал памятники древнего деревянного зодчества, шатры многоглавых соборов, охраняемых как государственные памятники и безвестные часовни на развилках дорог и погостах.
- Ведь подумать только , все это делали простые люди топором, без единого гвоздя. Каким они обладали здравым смыслом и неистощимой фантазией. А прочность какая!
В деревнях Сергей Тимофеевич зарисовывал и фотографировал высокие рубленные дома, кружевную, веселую резьбу наличников.
-Дома мощные, как богатыри. В таком жил и Илья Муромец.
Какая гордая потрясающая красота кругом! - говорил Коненков.
Но еще больше интересовался он людьми, которые жили и в старых, потемневших домах, и в новых,еще пахнувших свежей сосной.
Особенно влекли Сергея Тимофеевича его сверстники. Он искал седоголовых и бородатых, затевал с ними беседу, то за самоваром, то на крыльце; бывал доволен, когда встречал тех, кто был старше его.
- Шесть очков набрал против меня.
Расспрашивал о родных, о внуках, кто и где из них учится, плавает на кораблях, служит в армии.
В селе Маньга он долго беседовал с девяностотрехлетней карельской крестьянкой, Прасковьей Ефимовной Архиповой, чем то напоминавшей "Вещую старушку".
Задушевно рассказывала она, как подняла на ноги детей своих, как вынянчила внуков, а теперь нянчит правнуков. Она не знала о том, что привело гостя в ее дом, но сразу поняла, что он хорошо понимает жизнь. Просила заезжать и даже прислать ей весточку из Москвы.
Много адресов записывал Сергей Тимофеевич и обещал при случае снова побывать у своих новых друзей и знакомых.
К нему подходили дети, тянули за пинджак и всерьез спрашивали:
- Дедушка, а Вы не дед мороз?
"Дед мороз" без.устали продолжал поездки. Ему нужны были все новые и новые встречи.
Он по-настоящему радовался, когда встречал стариков, умудренных долгой жизнью, но не сгорбленных, а могучих, которне и старину знают и внуками гордятся, а если они лесорубы, то еще крепко держат топор в руке.
В деревне Кинерма Ведлозерского района Коненков познакомился с братьями Иваном и Евдокимом Гавриловыми.
Лет им было помногу, но они еще "не собирались" умирать. Вся их жизнь прошла в лесу, плотничали, ставили новые дома и теперь работают на лесопункте. А по вечерам, усевшись друг против друга, пели руны. Один начинал, другой подхватывал.
Коненков жадно слушал, как переливчато звучало березовое кантеле, следил как бегут по струнам пальцы рунопевцев. Спокойно и величественно пели братья песни своего сурового, любимого края.
Особенно поразил скульптора Евдоким Федорович, высокий , кряжистый человек, с могучими, выразительными руками и добрым взглядом.
Коненков узнал, что отец Гавриловых сам выделывал кантеле, славившиеся своими прочными коробами и чистым звуком. Один из таких инструментов братья подарили Сергею Тимофеевичу.
Вместе с множеством зарисовок скульптор бережно, как драгоценный груз, вез с собой в Москву самодельное, добленое кантеле.
Огромный чудо-пень, установленный на вращающемся кругу, уже возвышался в мастерской.
Вначале на фанере, то карандашом, то пастелью Коненков делал наброски будущей фигуры, а вскоре приступил к эскизам из глины. Рождающийся образ сочетал в себе черты эпического героя Вяйнеменена с обликом ныне здравствующего карельского плотника.
Скульптор часто прерывал работу, брал кантеле в руки, клал на колени. Он как бы примеривался к инструменту. За свою жизнь ему приходилось играть и на дудке, на древней лире и на гармонике. Теперь же он трогал натянутые струны кантеле , как бы настраивая их и представляя себя певцом.
Так настал день, когда Коненков подошел к пню и стамеской ударил по дереву.
Много часов в течение трех лет провел Сергей Тимофеевич у этого пня...
Люди труда, трактористы и конюхи, строители и лесорубы чувствуют, какой огромный труд вложен в "Рунопевца", они хотят знать, сколько времени понадобилось скульптору, чтобы создать это ттроизве-| дение и с интересом узнают, что "Рунопевец" сделан из могучего пня ивы, шириной в два с половиной метра, найденного под Москвой.
Один из посетителей долго смотрел на монументальную скульптуру! а когда отоиел, громко произнес,обращаясь ко всем кто был в зале -| - Другой всю жизнь просидит, а такого не сделает.Вот это работник!
Имя скульптора не сходит со страниц объемистых книг отзывов Карело-Финского павильона.
"Надо сохранить на века гениальную скульптуру из дерева "Рунопевец".Трудно представить,что это сделано руками человека. Будто творил это создание ветер и шум леса. Каким надо обладать воображением, чтобы создать это" - пишет тов.Язирнавес из города Зарасая, Литовской ССР.
"Красиво. Восхищения и удивления достойно. Мы впервые видим дерево, ожившее под искусной рукой резч^гка. Гусляр -рунопевец великолепен. Алии Каримов. В.Хаджаев. гор.Ташкент.
"Скульптура "Рунопевец" сделана с большой любовью. Она отражает реалистический образ певца Карело-Финской ССР. Эта скульптура напоминает нам украинского кобзаря,воспетого украинским поэтом Т.Г.Шевченко. Мы, украинцы, благодарим скульптора Коненкова за красивое, оригинальное произведение. Косянович Л.П., Пмрок, В.С.Сердюк. Житомирская обл.Соловечанский р-н,село Бегунь и Можоры".
Одним "Рунопевец" напоминает кобзаря, другие вспоминают здесь сказителей русских былин; экскурсанты из Эстонии, когда речь заходит о "Калевале" упоминают и о своем народном эпосе "Каливипоэг".
Большое впечатление произвел "Рунопевец" на гостей из Финляндии. Они даже обратились с просьбой привезти скульптуру для показа в Хельсинки. Этот интерес к работе, такой близкой им по теме, вполне понятен. Но даже гости из далекой и жаркой Эфиопии несколько раз приходили в павильон, чтобы еще и еще раз посмотреть на работу советского скульптора. Они увезли с собой в Африку фотографию "Рунопевца", которого многие называют - "Северным Гомером".
"Рунопевец" тесно связал Коненкова с жизнью Карело-Финской республики. Он обрадовался, когда ему поручили скульптурное оформление Государственного Карело-Финского театра, сооружаемого в Петрозаводске на берегу Онежского озера.
Коненков всегда стремился к монументальной скульптуре. Мастер глубоко-интимных, камерных вещей и миниатюр - он мечтал о грандиозных фигурах, о больших пространствах, о скульптурах под открытым небом, на площадях, в парках, всем видных издалека.
Скульптор вылетел в Петрозаводск.
Город сильно пострадал в дни Великой Отечественной войны. Город заново поднимается из руин. Но в самом центре чудом сохранился ансамбль старых административных зданий, которые больше 200 лет окаймляют полукругом просторную площадь 25 октября. Эта площадь нравилась Коненкову своей соразмерностью и четкостью строгих, запоминающихся линий; недаром раньше она так и называлась - "Круглой". Скульптор оценил также скромный, но строгий памятник Петру I работы Н.Шредера. Но больше всего Коненкова интересовало будущее Петрозаводска. Он без устали бродил по широким проспектам возрождаемого города. Как реки, "впадали" они в озеро.
Тополя у набережной обожгла война, но несмотря на обуглившуюся кору, они вновь расцвели, широко раскинув листву. Вся набережная будет застроена новыми зданиями.
Театр должен стать архитектурным центром столицы.
Скульптор часами стоял на площади Кирова, где все в лесах поднималось здание театра и работал башенный кран.
Этим зданием будет гордиться республика. Ведь она не только лесная, но и мраморная и гранитная.
Коненков много времени провел на постройке театра, что то высчитывая и соображая.
- Я впишусь в это здание, - как то с уверенностью произнес он.
... В Москве,в мастерской Коненкова разместились макеты Петрозаводского театра.
Давно не испытывал Коненков прилива такой энергии , когда начал одну за другой лепить фигуры, которые устанавливал в макете над аркой. Скоро этими фигурами были заставлены все подоконники и постаменты. В просторной мастерской, которую Коненков не без основания, называл лучшей студией мира, стало тесно.
Необычаен был размах предстоящей работы.
Коненков задумал созвать скульптурный гимн радости и торжеству простых советских людей, показать дружбу русского и карело-финского народов.
Фронтон театра должна украсить скульптурная группа из десяти монументальных фигур.
Широкий фриз должен опоясать все здание, начиная с фасада. И даже у задней стены, по бокам портика, должны быть установлены монументальные фигуры.
Но как одному человеку выполнить все это в натуральную величину в короткий срок. Основные фигуры для фронтона должны были быть высотой в три с половиной метра, на фризах -в два метра.
Впервые в жизни Коненков решил привлечь к себе в помощь молодых скульпторов.
Василий Бедняков, Маргарита Воскресенская, Борис Дюжев, Олег Киоюхин, Иван Кулешов, Ирина Маркелова и Александр Ястребов еще студентами мечтали попасть в мастерскую Сергея Коненкова. Теперь же им предстояло работать рядом с большим художником.
Перед помощниками стояли огромные рисунки и эскизы,выполненные Коненковым, но он призывал молодых мастеров не к тщательному копированию, а к вдохновенной работе.
Скульптор то и дело подходил к своим помощникам. Он был не многословен, не придирался и обходился без наставлений. Но все время учил, учил своим примером, своим отношением к искусству.
В свое время Коненков отдал дань всевозможным модным течениям, но никогда никакие "измы" не могли заглушить реалистических родников его творчества. Он всегда стремится в процессе работы обогатить свой замысел; добивается выразительности,чтобы ярче и значительней выразить правду, лежащую в основе его глубоко жизненных образов. '
На фронтоне петрозаводского театра должны стоять фигуры молодых женщин, выражающих-своим порывом Победу советского народа над темными силами человечества.
В центре группы могучие, прекрасные фигуры русской и карельской женщин. Они стоят рядом, высоко вознося над собой пятиконечную алмазную звезду. Неудержимый порыв пронизывает и другие женские и детские фигуры с пальмовыми и лавровыми ветвями в руках..
Сколько во всех этих фигурах энергии и величественного спокойствия. Конеяковские женшины поражают нас своей красотой и самобытностью. Сквозь платье, раздуваемое ветром, нежными изгибами линий скульптор передал всю мягкость и женственность своих героинь.
Своеобразно переданные национальные черты еще больше подчеркивают их привлекательность и общечеловеческую красоту.
Когда создавались женские фигуры для фризов, на которых изображены участницы художественной самодеятельности, Коненков с любовью говорил о них:
- Смотрите, какие они хорошие, простые, как артистки, но вместе с тем они не артистки, они из народа, а сколько в них артистичности.
Коненков долго работал над тем, чтобы передать одновременно артистичность натуры и простоту своих девушек. Он всегда стремится показать всю красоту и обояние простого человеческого лица, раскрыть внутреннюю красоту через внешний облик.
- Ведь это же образы дивной красоты! Вот ее надо сделать подобрей, повеселей!
Если кому что не удавалось, он брал в руки стэк и залезал на стремянку. Сделает несколько уверенных движений и сразу все оживало и становилось жизнерадостным.
Иногда подойдет к помощнику, осторожно положит руку на его плечо и скажет негромко:
- Ну, пожалуйста, подправьте уголки губ и рукав сделайте попышней.
Он возбуждался, когда говорил о природе и ветре.
- Ведь складки одеады волнуются, они должны бушевать. И всегда Коненков обращал внимание на лепку рук.
- Руки страшно выразительны. Они разговаривают.
Он настойчиво требовал при этом завершенности и убедительности.
Коненков добивался простоты, но всегда с негодованием говорил о примитиве.
- Это безмозгло!
Особенно нетерпим был он к малейшему проявлению лени и инертности.
- Не засиживайтесь на стремянках. Ну, пожалуйста, почаще смотрите издали, как все это завязалось в целом.
Молодые мастера не только не обижались на старейшего ваятеля, но с чувством глубочайшего уважения относились к его неутомимости. Как неистовый трудолюбец, перед тем чем лепить что либо, он много и без устали рисовал; приступал к лепке, тольго когда ему все было ясно.
В петрозаводском краеведческом музее и в Москве он тшателъно изучал карельские, финские и вепские* костюмы, народные танцы, узоры, орнамент.
*) Вепсы - народность, проживающая в Карело-Финской ССР,
Прежде чем приступить к лепке пальмовых и лавровых ветвей, он потребовал чтобы помощники посетили Ботанический сад, а когда достали настоящие ветки, их долго и много рисовали.
Коненков был строг, когда речь шла о чистоте в мастерской. Он высмеивал скульпторов, которые работают в обстановке, похожей на хлев.
- Когда чисто и мысли в голове чистые, - часто повторяет Сергей Тимофеевич. Всегда подтянутый, без халата, он работает своими длинными, легкими пальцами, точно играет на белых клавишах рояля.
Молодые мастера наблюдали, как удивительно привязан Коненков к своим излюбленным образам, которые он пронес через всю свою творческую жизнь, неоднократно возвращаясь к одним и тем же темам. Он постоянно делает новые наброски Самсона - Освобожце нного Человека и гениального Паганини...
Еще перед 1905 годом он создал "Самсона, разрывающего цени", словно предчувствовал, что скоро наступит конец народному терпению.
В статуе "Самсона" Коненков выразил нарастающее революционное движение; именно поэтому чиновники из Академии Художеств поспешили варварски ее уничтожить, разбив на куски.
Прошло больше сорока лет и скульптор вновь запечатлел Самсона - на этот раз как "Освобожденного Человека".
Ваятель снова и снова возвращается к этой теме, стремясь создать близкий и понятный народу образ титанического героя, познавшего счастье свободного труда.
В беседе с молодыми своими собратьями по искусству, он как то не без основания, называл фигуры женщин, изваянных для фронтона петрозаводского театра - дочерьми Освобожденного Человека.
Поражала молодых мастеров и привязанность Коненкова к дереву. Когда много и долго работает он над мрамором, невольно признается: - "Опять потянуло пожить в лесу".
Отдыхая, он рассматривает разнообразные корни и пни, которые находит то в подмосковных,то в карело-финских лесах. И всегда при этом возникает разговор о поэзии леса, о том, что ее надо видеть не тольто над землей, но вместе с корнями, создающими внизу сказочное и причудливое царство.»
Но редко давал сеое отдых Коненвов. В дни когда создавались фигуры для петрозаводского театра, он готовился к открытию выставки своих произведений к восьмидесятилетию со дня рождения. С музеев и художественных галерей страны в Москву в мастерскую Коненкова прибыли работы, созданные за шестьдесят лет творческой деятельности.
Здесь встретились мужественный бронзовый "Каменобоец" с мраморными "Детскими грезами"; "Рабочий-боевик 1905 года Иван Чуркин" - со славянской богиней "Ладой"- простодушной русской крестьянской девушкой.
И еще произошла одна встреча.
Мраморная головка "Никэ", созданная скульптором в 1906 году, словно взглянула на огромные женские фигуры, еще пахнувшие влажной глиной.
Как изумительна и неповторима "Никэ". Коненков высек из мрамора головку русской девушки. Ее нельзя назвать красавицей, но как прекрасна она своим порывом к радости, к чистоте, вся устремленная к счастью и будущему. Это ей, простой, милой, скуластой девушке, с ямочками на жеках скульпторе дал имя древнегреческой богини "Никэ", олицетворявшей Победу.
Как много и смело этим было тогда сказано. Прошло полвека. И также как и тогда скульптор вспоминал Эгейское море, розовые камни Акрополя, обломки фигур гениального Фидия с фронтона и фризов Парфенона.
Он вспоминал об этом, для того, чтобы отталкиваясь от немеркнувщего искусства Эллады, создать не тысячные копии и варианты древней классики, а новые пластические образы, раскрывающие всю привлекательность и чарующее обояние простых советских людей.
"Никэ" встретила своих сестер по плоти и крови – целую вереницу советских женщин, стремительных "Никэ" наших дней.
Они много видели, много вынесли, но смотрят вперед открытым взглядом; они будут парить над городом где шла битва, над самой северной из всех советских столиц.
В июле 1955 года все фигуры для фронтона отлитые в цементе были доставлены в Петрозаводск. Огромные статуи были разрезаны на куски весом по тонне. Их поднимали подъемные механизмы, а наверху волокли вагой.
Коненкову трудно было усидеть в Москве. Он прилетел в Петрозаводск, когда фигуры уже стояли под аркой театра. Они только начинали свою жизнь на новом месте.
Рожденные в фанерном макете, они прочно стояли, поддерживаемые восемью массивными, светлыми мраморными колоннами.
Скульптора волновала предстоящая встреча. Он привез с собой из Москвы полевой бинокль, чтобы лучше, с разных мест рассматривать свои фигуры.
Прямо с аэродрома поехал к театру. Ветер разметал его серебристые волосы. Он буквально впивался, то приставляя бинокль к глазам, то без него, в арку театра. Смотрел издали, заходил с боков, приближался.
В эти минуты он проверял результаты своего вдохновения, правильно ли он "вписался в театр", а также расчет и глазомер установщиков; был и судьей и зрителем.
Несмотря на большое пространство, на высоту арки и ее двадцатиметровую длину, он заметил, что фируры чуть сдвинуты и их надо передвинуть на несколько сантиметров. Сказал об этом и снова долго молчал, продолжая разглядывать фигуры с разных точек зрения.
А потом опустил бинокль и радостно произнес:
- Как они встали!
Коненков долго не уходил со строительства. Всегда кипучий, общительный, в этот день он был особенно деятелен. Перешагивал через кучи строительного муссора, беседовал с дорожниками, утрамбовывавшими камни и гальку, привезенную с берега озера. Поднял камешек, повертел его в руке.
- Такой не вылепишь!
И тут же посоветовал обязательно разбить на плошади клумбы и поставить фонтан, чтобы все оживить живой струей.
- Ведь падающая вода и волны - это движение!
Вокруг Коненкова группами собирались маляры и штукатуры, многие из них уже знали скульптора по прошлым приездам, когда он рассказывал, как строили в древние времена и в Риме, и в Греции.
На этот раз Коненков передал начальнику строительства рецепт, как красить фриза цельным молоком и известкой, чтобы они сверкали белизной.
Среди строителей театра много женщин. Как то ловко повязали они головы цветистыми косынками, подобрав под них волосы,чтобы не запылились.
- Женщины на фронтоне, они же и строят,- с гордостью сказал Коненков. И тут же сфотографировал группу женщин на фоне мраморных колонн. За досками и мусором еще не видны были широкие ступени торжественной гранитной лестницы, ведущей к подножию колонн.
Коненков вытер платком известковую пыль с гранитного вала опоясывающего снизу стены театра, а потом погладил его рукой.
- Гранит с острова на Ладоге.
Коненков как бы заново знакомился со стройкой. Он побывал на сцене, где заканчивался монтаж оборудования, следил за отделочными работами и дал свой совет при подборе колера, где изумрудно-зеленый, а где - терракота с позолотой. Хвалил архитектора за просторное главное фойэ, разглядывал образцы мягких кресел, обтянутых малиновым бархатом и несколько раз приложил к светлой, отполированной березовой спинке кресла образец блестящего латунного номерка.
А потом он поднялся на верхний пятый этаж во второе фойэ на уровне арки на фронтоне театра.
Сквозь большие стекла отсюда хорошо видны огромные фигуры. Это оказалось совсем неожиданным для Коненкова. Еще одна замечательная точка зрения. Зрители подойдут к самым фигурам и увидят их во весь рост, смогут разглядеть и профиль лиц и складки платьев. Статуи, устремленные вперед, как бы идут в первом ряду народного шествия, увлекая за собой и зрителей театра.
Коненков побывал на всех этажах здания. Он останавливался у широких окон не для того чтобы отдохнуть, а лишний раз посмотреть, как хорошо проглядываются отсюда и гладь Онежского озера, и сосны, подступившие со всех сторон к столице. Как обрадовался Сергей Тимофеевич, когда увидел белеющий вдали рыбацкий парус.
... Не отдыхая после полета и многих часов,проведенных на строительстве, Коненков выехал на машине по направлению к Кончозеру - "в раздолье".
По пути он сделал остановку в одной деревне и роздал привезенные с собой фотографии тем, кого снимал в прошлый приезд. Его повсюду приветливо встречали; ведь в деревнях и под Пряжей и на Кончозере его называли душевным художником. Коненков обязательно навещает бабушку Пелагею Ефимовну Архипову в селе Маньга.
На этот раз, услышав мягкий, приветливый голос Сергея Тимофеевича, она как то сразу привстала, шевеля воздух дрожащими руками, двинулась к нему навстречу.
Маленькая, сухонькая, в белой ситцевой кофточке, с седенькими заплетенными косичками, она припала к груди своего московского друга.
Немного прошло, как они виделись в последний раз. За это время большое несчастье обрушилось на Прасковью Ефимовну - она ослепла.
Бабушка уже больше не носит из леса вязанки дров и не она ухаживает за правнуками, а они стали ее поводырями.
Прасковья Ефимовна поведала Сергею Тимофеевичу все выстраданное, как и кто к ней, слепенькой, теперь относится. И долго, тихо и задушевно, говорили они в комнатке, оклеенной газетами, украшенной картинками, купленными на рынке.
- Береги глаза, береги, тебе надо быть глазастым,- говорила Прасковья Ефимовна. Она же спросила о том, будет ли Сергей Тимофеевич приезжать в Маньгу, когда в городе кончат постройку и все ли ладится там.
- Ладится, бабушка, ладится - ответил гость. -Чудесный театр будет. Тебе не пришлось, а внуки твои увидят, что мы там сотворили.
Коненков долго успокаивал Прасковью Ефимовну, прощался, как с родной, уходил и снова возвращался, сопровождаемый целой вереницей белокурых, любознательных малышей.
Встреча с ослепшей "Вещей старушкой" глубоко взволновала Сергея Тимофеевича.
Он попросил шофера отвезти его дальше за Маньгу, в те места, где они еще не бывали. А там долго ходил по берегу озера, шлепая босыми ногами по воде, нагибался, подбирал плоские камешки, разглядывал их со всех сторон, а потом размашисто, подсекая, бросал в воду. Молча подобрал сухие ветки, еловые шишки, сложил их, среди камней разыскал кремень, высек огонь и зажег костер.
Заходящее солнце озолотило верхушки сосен. Вода стала светлей сиреневого неба. Сергей Тимофеевич не стал ждать пока прогорит костер, вдруг заспешил и стал засыпать огонь песком.
По дороге Коненков несколько раз говорил, что надо обязательно посмотреть — как выглядит фигуры на фронтоне таетра в вечерний час? Он не скрывал, что его тянет на площадь, будто он уже давно расстался со своими статуями.
Так и не могли загустеть июльские северные сумерки. На улицах ровным, бледным, рассеянным светом горели электрические шары.
Несмотря на поздний час, на строительстве многоквартирного дома по проспекту Ленина каменщики продолжали кладку, а на нижнем этаже плотники уже вставляли рамы в оконные проемы.
На площади имени Кирова скульптор вышел из машины и снова внимательно посмотрел на фронтон театра, где женщины и дети навечно обвиваемые ветром, шли вперед, не замедляя своего ритмичного шага.
...Коненкова ждали архитектор Савва Бродский и директор театра Сергей Звездин. Они хотели всего на несколько минут задержать Коненкова, условиться о завтрашнем дне, посоветоваться, но случилось так, что беседа затянулась за полночь.
Речь зашла и о том, что многим кажется: лучше фигуры на фронтоне не золотить, а также как фриза, выкрасить молоком.
- Пусть там люди служат золотому тельцу,- говорил Коненков. - Золото благородный материал, но всегда ли он благороден? Я знал людей, которые считали, что лучшая книга из всех книг - чековая книжка. Я видел, как некоторые светят перед золотым ломпадку, а один даже, когда что то покупал, расставаясь с долларом, поцеловал его. Для нас же золото будет, как строительный материал. Мы вернем золоту его благородство, делая из него статуи. Здесь, на Севере, где небо хмурится, пусть сияет золото. Нужно только умело, горячим способом, наложить его, тонировать. Вы и представить сейчас не можете, как красивы будут лавровые и пальмовые ветви из золота, пояса и косынки. Не бойтесь, наши статуи не будут напоминать самовары.
В этот поздний час Коненков воодушевлялся с каждым словом.
Сам вечно юный и беспокойный, он как бы обращался к молодости своих собеседников, хотя был старше каждого из них почти на полвека.
- Как мы любим танцевать от печки,- говорил Коненков, обращаясь к Бродскому, словно тот был в ответе за всех архитекторов. - Обязательно люстры. А почему бы не пофантазировать и сцелать плафон театрального зала небесным куполом, чтобы в нем светились загорались и мерцали звезды.
Сергей Тимофеевич достает из папки сделанные им эскизы плафона.
Пуга Северного сияния. Движутся планеты. Над льдами летят самолеты. Встревожены киты и белые медведи...
Коненков достает из папки все новые и новые листы - рисунки будущего занавеса для петрозаводского театра.
В праздничных одеждах - представители всех народов, живущих в Карело-Финсвой ССР. Дети выпускают голубей, развиваются флаги.
И на занавесе продолжается торжество, возвещенное скульптурными фигурами на фронтоне и фризах.
Коненков уже давно работает над эскизом занавеса. Руки скульптора сами тянулись к карандашу и краскам, чтобы сделать театр еще более красивым и значительным.
- Сергей Тимофеевич! Обязательно осушествим Ваш занавес ,-говорил Звездин.
Коненков же с увлечением продолжает развивать свои широкие замыслы. Неутомимый в искусстве, он всегда в поисках нового, и молодых художников всегда предостерегает от проторенных дорог.
Несмотря на девятый десяток, он не на склоне своих лет, а на их взлете. Дедушкой его могут называть только дети. Те же кто намного моложе маститого скульптора, в его присутствии, как бы сами подтягиваются, сильнее чувствуют великое благо молодости и ее возможности. Коненкову пошел восемьдесят второй год, а он всегда в работе, в творчестве; занят ли он лепкой, или бродит по лесу. Он ценит время. В нем поражает не только физическая выносливость, но прежде всего, жизнелюбие и цельность его русской натуры; способность воодушевляться и заражать своим восторгом других.
Страстно полюбив природу и людей Карело-Финской республики, он стал одержим Севером. Никогда не видел Коненков Северного сияния, но он уверен, что ничего нет прекрасней на земле и на небе; с восторгом говорит он о расходящихся во все стороны алмазных лучах, о том, что ему и его собеседникам необходимо вылететь в Мурманск, чтобы там вдоволь налюбоваться феерическим небосклоном.
Коненков привстал. Широко распахнут воротник голубой рубашки. Белая борода красиво окаймляет его загорелое лицо. Весь он стройный, собранный. Из-под еще темных, нависших бровей смотрят такие пылкие, сверлящие глаза. Он делает шаг вперед, будто уже сейчас идет навстречу вспыхнувшим лучам полярного сияния.
Это был большой праздник, когда одну из боковых сторон здания полностью освободили от лесов. Мимо театра проходили рабочие Онежского металлургического завода и слюдяной фабрики, домашние хозяйки... На площадь вышли артисты и оркестранты. Кто только замедлял шаг, кто подолгу стоял напротив, но все смотрели наверх.
Фриз начинается на фронтоне театра по обе стороны арки. С одной стороны мы видим гармониста, сидящего на пне. Он играет на баяне и сам поет. Ему подпевают две девочки. У одной голова украшена цветами, а другая, поменьше, держит цветы в руке. Поцруги или сестры, они целиком увлечены песней.
С другой стороны, также на пне сидит, уже знакомый нам Рунопевец. Внук и внучка слушают деда вместе с белочкой, сложившей лапки у ног песнопевца. И с его уст срывается напев. Руки на струнах, а глаза устремлены вдаль на родные просторы.
Не раз Коненков выражал в скульптуре "музыку, высекающую огонь из души человека". Скульптурную группу на фронтоне можно смотреть не только под мысленные звуки баяна и кантеле. Когда мы глядим на устремленных к счастью женщин и детей, перед нами невольно возникает и песнь радости из 9-й симфонии Бетховена.
На боковых стенах театра пляшут и ликуют финны, карелы,вепсы, русские парни и девушки из Заонежья.
Трудно сразу охватить все разнообразие лиц, костюмов, все очарование народных танцев; щедрость и разнообразие поз, жестов, движения.
Одна лучше другой, статные девушки приподнимают концы своих широких сарафанов, грациозно играют складками узорных юбок. Парни стоят подбоченившись. Они играют на баянах, кто сидя на табурете, а кто стоя, заглядевшись девичьей красотой, растягивает баян и сам не в силах удержаться от пляски.
Многие плясуньи носком сапожек легко касаются земли. Одна -выступает словно пава, другая кружится в вихре.
Юноши и девушки улыбаются,славные парни заглядывают в девичьи очи, а они мило кокетничают, поют, то застенчиво улыбаются и пляшут, и пляшут, взявшись за руки. Пары идут навстречу друг другу.
Сколько достоинства и непринужденности в этих танцах.
«Но дух и приемы эти были те самые неподражаемые, неизучаемые, русские» - писал Лев Толстой о пляске Наташи Ростовой. Эта неподражаемость и передана Коненковым в его скульптурных кадрилях. Какая плавность, как естественны повороты фигур и сплетение рук танцующих пар. Такой танец передает красоту северной природы. В величавой и спокойной красоте танцующих вся сердечность и душевность юности.
Сколько бы вы не смотрели на скульптуры Петрозаводского театра, вас не покидает ощущение музыки и танца. Хочется каждую фигуру разглядывать в отдельности и вместе. Все подчинено единой мысли, слито воедино . Перед нами разнообразие в единстве и единство разнообразия. И только там, где фриз прерывается традиционными масками - музами театра: барельефами Трагедии и Комедии, Лиры в лаврах и вечно смеющегося Пана, ваш взгляд отдыхает на несколько мгновений, чтобы потом снова, не отрываясъ, следить за вихрем скульптурного танца.
Народное гулянье изображено и на фризах, охватывающих и задний фасад, где под открытым небом, по обе стороны портика, возвышаются монументальные "Гармонист" и "Кантелистка".
Если на фронтоне театра гармонист и рунопевец изображены, как народные певцы старшего поколения, то у задней стены, обращенной к Онежскому озеру и входу в Петрозаводский Парк культуры и отдыха - мы встречаем второе поколение народных музыкантов.
В "Гармонисте" Коненков создал образ лихого 'русского парня; ладно облегает его сильное тело широкая рубаха. С каким вдохновением он играет!
"Кантелистка*1 молода и удивительно красива. Вся она одухотворена музыкой, поет и играет на струнах.
В Петрозаводском Парке культуры и отдыха часто выступают участники самодеятельности всех районов республики. Их концерты вошли в быт. Две Маши запевают в Сегозерском хоре, Маша Лаврентъе ва и Маша Потапова. Когда они теперь приедут в Петрозаводск и будут рассматривать новое здание театра, им не трудно будет узнать себя в двух фигурах, которым Коненков придал портретное сходство. И другие девушки и юноши узнают себя, своих подруг и друзей, как. только взглянут на стены театра; узнают потому, что Коненгов в образе танцующей, звонкоголосой молодежи олицетворил то, что уже вошло в жизнь республики.
Новый театр должен вывести на простор музыкальное, драматическое и танцевальное искусство Карело-Финской республики. Каждое достижение в советском искусстве тем и значимо, что оно не остается замкнутым, влияет на все жанры, вдохновляет народные таланты, поднимает культуру на более высокий уровень.
Когда Коненкова спросили, какую иа своих работ он считает самой значительной, он ответил: - То, что сделано для Петрозаводска.
3 ноябра 1955 года спектаклем "Кремлевские куранты" открылся Государственный музыкально-драматический театр Карело-Финской ССР.
Издалека сияли огромные окна верхнего фойе; на их фоне отчетливо виднелись величественные силуэты огромных статуй; они словно приветствовали и встречали зрителей, спешивших на торжественное открытие нового театра.
Время даст наиболее справедливую оценку этой большой и вдохновенной работе скульптора, сделанной не на один день и год.
Дружба с Карело-Финской республикой, с ее людьми, глубокое проникновение в действительность - помогли ваятелю создать скульптурную симфонию.
Коненков заглянул в душу народа и воплотив его образ, выполнил одну из самых больших задач, какую только может поставить перед собой советский художник.
5 февраля 1956 г.